Седьмая ступень совершенства
Шрифт:
– Мне нужно "это" увидеть. Встретимся через полчаса у Оперного театра.
Кларка, на этот раз в брючках и коротенькой меховой курточке, уверенно и даже дерзко вела машину, так что они подъехали к Оперному театру раньше чем через полчаса, но на ступеньках перед центральным входом уже виднелась внушительная фигура Николая Павловича. Евгения попросила Кларку немного подождать и быстро пошла ему навстречу.
Скорее всего накануне Николай Павлович опять переборщил с коньяком, его знобило, и лицо посинело от холода, но когда он открыл дипломат и показал Евгении "то", что ему досталось
– Спасибо, - великодушно сказала Евгения.
– Мне достаточно, - и пошла обратно к машине.
Для начала она попросила у Кларки карту города. Евгения разложила помятую, засаленную карту, на которой, наверное, не раз ели гамбургеры, к себе на колени и долго всматривалась в ее морщинистую пестроту.
– Что ты там колдуешь?
– не выдержала наконец Кларка.
– Терпение, - сказала Евгения.
– Это то, чего тебе не хватает.
– Я знаю, - Кларка вздохнула, подкрасила губы и стала набираться терпения. Она потерпела немножко, но опять не выдержала:
– Куда едем-то? Куда?
– На вокзал, - сказала Евгения.
Евгения спокойно обошла здание вокзала и спустилась в камеру хранения, у одной из камер остановилась - цифры, одна за другой, без труда появились перед ее глазами, она набрала код и открыла дверцу. В пустой камере лежала старая газета и обертка от немецкого шоколада. Евгения взяла и то, и другое и положила в сумочку.
Следующим местом, куда они отправились, был банк, с длинной приставкой к этому слову в названии.
– Мне надо поговорить насчет работы, - сказала Евгения.
Дежурный, узкоплечий молодой человек с аккуратнейшими усиками и бородкой, закованный в строгий костюм, как в доспехи, вежливо ответил:
– Это к Мерсицыну, но его нет.
– Ему звонили по этому поводу, - сказала Евгения и посмотрела на молодого человека многозначительно.
– Я понимаю... Но его нет и нескоро будет. Он прооперирован.
– Вот как, - сказала Евгения.
– Лежит в Балашихе.
– Отлично, - сказала Евгения и пошла к выходу.
Молодой человек с удивлением посмотрел ей вслед и даже в каком-то недоумении и некстати пробормотал:
– Вы так думаете?
– Завтра мы едем в Балашиху, - сказала Евгения Кларке.
– Здорово!
– сказала Кларка.
– Хочу на природу!
Вечером Кларка наконец-то познакомила Евгению со своим мужем. Он был невысок, плотен, коротконог и довольно-таки короткорук - то есть полная противоположность высокой Кларкиной стройности. Представляя его, Кларка даже опиралась о его плечо локтем, как о подставку. Кларкин муж был озабочен, он в тот же вечер вылетал в Мюнхен по делам, поэтому знакомство с Евгенией было для него чисто формальным. Кларка засунула в небольшой чемоданчик две чистые рубашки, палку сухой колбасы и бутылку армянского коньяка, и муж отправился в аэропорт. Евгения же затворила дверь и постаралась отключиться от всех внешних звуков. Она лежала в беззвучном пространстве, в тишине и покое, но что-то все равно мешало сосредоточиться. "А...
– догадалась Евгения.
– Банка с засохшим столярным клеем! Непорядок. Надо сказать Кларке, что пора это убрать".
Медицинский
– Чудо! Чудо! Нет, это просто чудо как хорошо!
Евгения оставила Кларку в огромном вестибюле главного корпуса, а сама направилась вглубь. Она не села в лифт, а пошла по лестнице, с этажа на этаж, с этажа на этаж, а потом длинными, запутанными коридорами.
– Вам кого?
– окликали ее медсестры с медпостов.
– Мерсицына, - отвечала Евгения.
И шла, шла дальше.
– Мерсицын в сорок третьем, - сказали ей в одном месте.
– Я знаю, - сказала Евгения.
И постучала в дверь сорок третьего номера.
Мерсицын, человек в новом спортивном костюме с совершенно невыдающейся, но, тем не менее, абсолютно положительной внешностью, играл в шахматы с соседом по палате, мужчиной в больничной пижаме, со внешностью более выдающейся, но менее положительной.
– Я к вам, - сказала Евгения.
Мужчина в пижаме поднялся и тактично вышел.
– Это ваша?
– спросила Евгения, вынимая из сумочки старую газету.
Мерсицын побледнел.
– Кто вы?
– спросил он и почему-то оглянулся.
– Это неважно, - сказала Евгения.
– Но вы не ответили на мой вопрос.
– Бред, - сказал Мерсицын.
– Должна вам сказать - ваш желчный пузырь в прекрасном состоянии, сказала Евгения и положила газету рядом с шахматной доской.
– Я прооперирован!
– вскрикнул Мерсицын фальцетом.
– Да ладно, - сказала Евгения.
– Кто вы?
– повторил Мерсицын тихо.
– Что вам от меня надо?
– он напряженно смотрел на Евгению, а потом, опять перейдя на фальцет, истерично закричал: - Уйдите! Уйдите!
В палату ворвался мужчина в пижаме, и по стремительности этого рывка Евгения поняла, что его тело под пижамой совсем не источено болезнью, напротив.
– Все в порядке, - сказала ему Евгения.
– Не беспокойтесь.
И выскользнула за дверь.
В отсутствие Евгении Кларка времени зря не теряла. Когда Евгения подошла, она отчаянно кокетничала с весьма изможденным, желтолицым, но все еще интересным мужчиной. При этом она ела конфеты, купленные рядом в киоске, прямо из коробки и держала наготове сигарету. (Кларка любила совмещать удовольствия.)
– Мы спешим, - сказала Евгения и, не замедляя шаг, пошла к выходу.
Разочарованная Кларка нагнала ее уже у начала аллеи.
– Он - сердечник,- сказала Евгения.
– Ему противопоказаны острые ощущения.
Когда они уже садились в машину, Евгения увидела, как из дверей главного корпуса медицинского центра имени великого ученого, а по мнению большинства населения - исчезнувшей деревушки, выскочило несколько явно агрессивно настроенных мужчин. Среди них был и сосед Мерсицына по палате, но уже не в больничной пижаме, а в черной кожаной куртке.