Седьмая заповедь
Шрифт:
Грэхем действительно с самого утра отправился к Хантеру, но в первой половине дня у Эвелин было несколько встреч, и она встретилась с шефом лишь после обеда.
— Все в порядке, — успокоил ее Грэхем. — Я все уладил. К счастью, Хантер уговорил остаться всех сотрудников, кроме одного.
— Да? И что же… что он сказал? — справившись со смущением, спросила Эвелин.
Грэхем засмеялся.
— Думаю, тебе лучше этого не слышать. Иначе ты обвинишь его, да и меня заодно в мужском шовинизме.
Эвелин натянуто улыбнулась, понимая, что все ее надежды на
Попытавшись выкинуть из головы невеселые мысли, Эвелин полностью погрузилась в работу и в приготовления к Рождеству. Она всегда с радостью ждала этого праздника, ибо вся семья собиралась в родительском доме в Норфолке. Конечно, из Йорка приедет Розалинда, будет масса родственников и друзей со всей округи. Грэхем был единственным сыном у своей овдовевшей матери и обычно проводил Рождество с ней, но в этом году миссис Аллен предпочла роль «веселой вдовы» и решила на всю праздничную неделю отправиться с друзьями в круиз.
Эвелин предложила Грэхему провести праздник с ее семьей, и он с готовностью согласился, что свидетельствовало, как ждал Грэхем приглашения. Эвелин была обрадована и польщена, поскольку это означало заметный шаг вперед в развитии их отношений, тем более что Грэхем добавил:
— Пришло время познакомиться с твоими родителями.
Однако теперь Эвелин была не так уж уверена в своих чувствах. Хотя внешне отношения продолжали оставаться точно такими же, Эвелин понимала: что-то неуловимо изменились. Может, причиной тому была ее ошибка, может, чувство вины, но после ночи с Уорреном она стала другой.
Они покинули Лондон в канун Рождества, направившись в Норфолк на машине Грэхема, багажник и заднее сиденье которой были завалены подарками и деликатесами. Поездка заняла более трех часов, но стояла хорошая погода, и Эвелин с удовольствием смотрела в окно автомобиля.
Ее отец был фермером, семья обитала в старом доме, в котором со временем становилось все меньше места, но дом так часто расширяли пристройками, что он превратился в лабиринт мансард, лестниц и коридоров. Родители приветливо встретили Грэхема, старательно скрывая, что оценивают его как будущего мужа Эвелин. Грэхем же пустил в ход все свое обаяние, прогулявшись по ферме с мистером Брокуэем и предложив любую помощь по хозяйству миссис Брокуэй, а к Розалинде отнесся с заботливостью старшего брата.
Внешне все складывалось как нельзя лучше, и Эвелин должна была испытывать неподдельное счастье, но ее снедало какое-то беспокойство, и при всем старании она не могла безраздельно радоваться празднику.
Утро второго дня Рождества было ярким и солнечным, и Эвелин с Розалиндой отправились кататься верхом. Розалинда сияя, болтала о рождественских подарках и о грядущих каникулах, которые собиралась провести с компанией друзей на горнолыжном австрийском курорте.
— А почему бы и тебе не поехать с нами? — поинтересовалась
— Да старовата я для твоей компании, — засмеялась та.
— И вовсе ты не старая, подумаешь, скоро будет двадцать пять!
— Я старше тебя на целую вечность, но все равно спасибо за предложение.
— А, понимаю! Если ты соберешься в отпуск, то захочешь провести его с Грэхемом, — догадалась Розалинда. — Но с моими друзьями тебе, несомненно, будет веселее… — Она запнулась и торопливо добавила: — Хотя, конечно, Грэхем очень мил.
— Да, мил. — Эвелин как-то странно посмотрела на сестру. — А ты?.. — Она хотела спросить, не сожалеет ли Розалинда об аборте, но у той было такое счастливое лицо, что Эвелин поняла: неприятная история осталась в прошлом и не стоит напоминать о ней.
Но, будто их мысли текли в одном направлении, Розалинда неожиданно сказала:
— Знаешь, он звонил мне. Уоррен Хантер. Твой Уоррен Хантер.
Эвелин чуть не упала с лошади.
— Звонил? Когда?
— Через пару дней после вашего визита в Йорк.
— И что ему было надо?
Розалинда слегка пожала плечами.
— Уоррен извинился и заверил меня, что будет держать язык за зубами и вообще надежно хранить мою тайну.
— Очень любезно с его стороны, — дрожащим голосом произнесла Эвелин.
— Да, он мне понравился, — вдруг выдала Розалинда.
У Эвелин гулко заколотилось сердце.
— Он сказал что-нибудь еще?
— Да, задал пару вопросов о Пирсе. Ну, о том самом…
На личико Розалинды набежала тень, и, не желая портить праздничный день, Эвелин быстро сменила тему разговора.
Сестры поскакали к соседней ферме, куда они, их родители и Грэхем были приглашены на ланч. Но, когда ферма появилась в поле зрения, Эвелин осадила лошадь.
— Мне как-то не хочется в гости, я вчера так наелась, что до сих пор плохо. Извинись за меня, хорошо?
— Вернешься домой?
— Еще немного покатаюсь, а потом домой. Просто преступление не использовать для полноценной прогулки такой солнечный день.
Развернув лошадь, Эвелин рысью поскакала к одному из своих самых любимых мест — возвышенности, которую в этих низких местах вполне можно было бы называть холмом: отсюда видна была далекая линия морского побережья. Спешившись, Эвелин прислонилась к дереву и попыталась представить Грэхема в веселой компании горнолыжников. Нет, ничего не получалось: вряд ли ему понравился бы такой отдых. Ему нужен приличный отель, номер-люкс, умные собеседники, с которыми можно было бы толковать о биржевых котировках, гольфе и скачках.
Да, он респектабелен, да, он движим честолюбием и амбициями, да, он любит удобства, и в этом нет ничего плохого. Грэхем по-своему радуется жизни. Невольно, как это часто происходило в последнее время, Эвелин вернулась мыслями к ночи, которую провела на яхте с Уорреном, к самой восхитительной ночи в своей жизни. Вплоть до утра, до той минуты, когда он проснулся в холодном свете зимнего утра и понял, что произошло.
Эвелин вздохнула. Она знала, что Грэхем питает по отношению к ней самые серьезные намерения, и после праздника скорее всего будет просить ее руки. Но сегодня она решила, что между ними все кончено, что у их отношений нет будущего.