Седьмая жена
Шрифт:
По крайней мере он знал в лицо несколько постоянных членов кафедры и считал, что это дает ему право не обращать внимания на заезжих гастролеров. Те текли и текли через факультет, почти каждый год – новые, съезжались со всей страны и со всего света. Где-то в глубинах отведенных им кабинетов и аудиторий они производили положенные по договору километры устных, письменных, печатных, компьютерных словес, выпивали свою долю коктейлей и исчезали, разбогатев на несколько важных контактов, на две-три строчки в профессорском послужном списке.
Да и о чем ему было говорить с ними? Они все занимались изучением Перевернутой страны, а он тогда, в молодости, знал о ней лишь то, что поезд идет там от границы
Наверное, он потому и подошел тогда к Кэтлин, что она тоже была очень одна. Он увидел ее в дрожащем мареве бараньего костра. Она была большая, пышноволосая и печальная. Антон обогнул двух студентов, вертевших оглоблю с насаженной тушей, и, пока он шел к ней, любовная горошина в его груди дрогнула и начала слегка набухать.
Она посмотрела на него без улыбки и сказала с некоторым вызовом, что ее пригласила подруга, работающая на факультете, и что она заплатила за вход. Он сказал, что вот уж не думал, что он похож на контролера – проверяльщика билетов, да никто их здесь и не проверяет, слава Богу, потому что он и сам здесь на птичьих правах (а про жену промолчал), но что у него тоже уплачено, так что он не намерен упустить свой ломтик баранины.
– Обычно мне нелегко найти общий язык с университетскими, – сказала она. – Они любят разговаривать только о сегодняшнем или вчерашнем. О самом важном – о будущем – с ними невозможно поговорить. Они как дети.
– Зато студенты есть очень милые. Я и про вас сначала подумал, что вы – новая студентка.
– Мне кажется, когда я училась, профессора были другие.
– Говорят, за последние десять лет атмосфера в колледжах очень изменилась. Потакательство студентам стало просто эпидемией. Идут на все, лишь бы завлечь побольше числом. Я читал, что один профессор психиатрии в Нью-Йорке ставил своему курсу зачеты за посещение нудистских пляжей, порнографических кинофильмов, публичных домов. Он называл это практическими занятиями по сексопатологии.
– Вы видите того высокого мужчину с усами? У которого на футболке написано «Суперлингвист»?
– Я его знаю. Это он каждый год заведует пикником. Закупает барана, насаживает его на оглоблю, готовит костер. Он интересно рассказывает о кавказских шашлыках.
– Я попыталась объяснить ему, какой пенсионный план я придумала для себя. И представляете – выяснилось, что он даже не знает, что это такое. А ведь он вдвое старше меня. Как люди могут так жить, не заботясь о будущем?
Она смотрела на гомонящую толпу с кассандровской печалью, словно перед ней были беспечные пассажиры, поднимающиеся на борт «Титаника». Антон почувствовал, что горошина в его груди начинает стремительно раздуваться, что размеры ее летят вверх по плодово-ягодной шкале – вишня, слива, апельсин.
– Я слыхал, – сказал он, – что в Калифорнии появилась компания, страхующая от внезапного снижения пенсий в будущем. Вы знаете, неизвестно, какое правительство придет к власти через двадцать лет. Это могут быть страшные консерваторы, которые отменят пенсии вообще. Компания предлагает очень умеренные расценки.
Лицо Кэтлин начало розоветь на глазах. Она отбежала к мусорной корзине, бросила туда бумажную тарелку так, что помидорные дольки разлетелись с нее веером во все стороны, вернулась к Антону, на ходу доставая записную книжку из сумочки.
– Вы помните
Антон смотрел на нее, слабея от нежности, не веря своим ушам, обмирая от – ох, не спугнуть бы, не разбить невзначай! – от неожиданно приблизившейся вплотную мечты.
– Если вас все это интересует, я могу дать вам довольно много интересных адресов. Ведь я и сам работаю в этом бизнесе. Вообще, расскажите мне, что у вас уже есть. Тогда мне легче будет подобрать недостающее. Медицинская страховка, страховка жизни, от огня, от наводнения – об этом я не спрашиваю. Я вижу, что вы относитесь к своей судьбе серьезно. Это все наверняка есть. Зубоврачебная, автомобильная, от ограбления? Да-да, мне ясно, что главная крепость у вас уже готова, стены построены. Теперь пришла пора возводить башни. Как насчет страховки от случайной беременности? Вы замужем? Нет? Впрочем, это неважно, все мы не ангелы бесплотные и не всегда способны сохранять холодную голову. А как насчет страховки от увольнения, от отравления, от похищения? Да-да, есть уже компании, предлагающие такое. А от нежелательного соседства? Если рядом с вашим домом начнут строить атомный реактор, или завод по производству цианидов, или тюрьму для особо опасных преступников? Сейчас я вам объясню, как это работает.
Университетский пикник катился по заведенной программе, не будучи в силах ни оторвать, ни отвлечь их друг от друга. Им не досталось ни глотка пива, ни поварешки пунша, ни ломтика жареной баранины, ни даже сосиски в булочке. Только бутылка вина, которую Антон в самом начале разговора машинально вытащил из ящика со льдом, помогала им освежать пересохшие языки.
Подруга Кэтлин несколько раз подходила к ней и озабоченно расспрашивала о чем-то, но та только глядела на нее сияющими, непонимающими глазами и мотала головой. Лицо жены-1 проплывало поблизости и беззвучно исчезало в круговороте лиц. Прочь, прочь, оставьте нас в покое, занимайте каюты в своем «Титанике»!
Всю свою жизнь, сколько он себя помнил, Антон воевал с таинственным и главным врагом своим, жившим в Завтра, в После – в следующей неделе, месяце, году. Поначалу у него не было имени. Только клички – Беда, Несчастье, Опасность. И он всегда нападал из будущего. Изобретательность его была неистощима и убийственна. Он налетал то приоткрытым люком в тротуаре, в который семилетний Антон падал и ломал руку, то очередным увольнением отца, то болезнью матери, то переездом в еще более бедный квартал, то просто куском асфальта, брошенным неизвестно кем и содравшим всю бровь над правым глазом, так что она висела на лоскутке кожи отдельно от лица, и когда он добежал до дома, кровь уже струилась по щеке, по рубашке, затекала под ремень брюк.
Жизнь делилась на две неравные части. В одной все было ясно, покойно, неизменно, немного скучно, никогда не страшно – она называлась Прошлое. В другой все было тревожно, зыбко, переменчиво, напряженно, населено неведомыми опасностями, мечтами, призраками. И там, как в густой чаще, обитал он – главный враг. С какого-то момента детства Антон стал мысленно называть его словом, подхваченным из русских сказок: Горемыкал. Горемыкал был черным, длинным, быстрым, безликим, с переливчато извивающимся телом, с крокодильими зубами, с осьминоговыми щупальцами, с парой горячих белых глаз. Он нападал бесшумно, безжалостно и упивался причиняемыми страданиями. Он был страшнее всего на свете. Вернее, он и был само воплощение Ужаса. Тонкая ниточка стремительно несущегося «сейчас», отделявшая одну часть жизни от другой, не могла защитить от него. Наоборот, она-то и была той уязвимой границей, через которую ужасный Горемыкал совершал свои набеги.