Седьмое боевое искусство

Линдскольд Джейн

С растущей уверенностью в себе она начертала иероглиф «маленький», а затем иероглиф «ветер». Выписывая последнюю черту, бабушка почувствовала, что воздух вокруг приходит в движение и завихряется. Лужица чернил покрылась рябью. Что бы ни рисовали художники, ветер на картине увидеть нельзя. Бабушка обратилась к вихрящемуся воздуху.

— Ты поможешь мне? — сказала она, и дрожь старческого голоса вопреки ее собственным намерениям превратила приказ в вопрос.

— Помогу? — Голос с одышкой откликнулся и на ее слабость, и на ее слова.

Бабушка укрепила

себя любовью к Рю и своим желанием увести с той дороги, которую он выбрал.

— Поможешь, маленький ками, — сказала она, и ее губы сложились в бледный бутон улыбки. — У меня есть для тебя игра.

И воздух замер, и ками стал слушать.

В тот день Юкари вновь пришла одна. Бабушка поняла по опущенным плечикам и по тому, как она вызывающе мотнула хвостом волос, что брат с сестрой поссорились. Старушка мудро проигнорировала эти признаки и не стала комментировать отсутствие Рю. Вместо этого она протянула девочке горячее питье.

Юкари удивленно взглянула на дымящуюся чашку зеленого чая и подняла глаза на бабушку.

— Что это? — спросила она, принюхиваясь к ароматной жидкости озадаченно, но не без удовольствия.

— Чай, как раз такой, какой мне готовила моя бабушка, когда я была девочкой и жила в Киото, — ответила бабушка. — Я подумала, что тебе должно понравиться.

Юкари отхлебнула, сморщившись от чистого, горьковатого вкуса, столь отличного от американского какао. Сделала еще глоток.

— Тебе это твоя бабушка готовила? — спросила она. — А что еще вы с ней делали?

Бабушка пригубила свой чай.

— Она рассказывала мне разные истории, играла со мной в игры, обучала кулинарии и боевым искусствам.

— Боевым искусствам? — Юкари покачала головой. — Вот уж не думала, что ты их знаешь. Ронни говорил…

Она запнулась, заметив наконец, что бабушка ничего не сказала про отсутствие Рю.

— Так что говорил Рю? — напомнила бабушка.

— Что ты старая и ни на что не способна, — прошептала девочка.

— Я старая, — согласилась бабушка, поглаживая руку Юкари, — но еще кое на что способна. Хочешь посмотреть мое искусство? Это японская живопись, совсем не похожая на американскую живопись, которой вы занимаетесь в школе.

— Разве ты не хочешь пойти поискать Рю? — спросила Юкари. — Он пошел с теми мальчишками, и не в библиотеку, а в большой парк.

— Ты беспокоишься? — спросила бабушка.

— Нет… — Юкари осеклась. — Да, но он не станет меня слушать. Он говорит, что я глупый ребенок, к тому же девчонка.

— Поди сюда, Юкари, — сказала бабушка. — Я покажу тебе боевое искусство, которому меня научила моя бабушка. Я даже покажу тебе, как с его помощью вернуть твоего упрямого братца.

Юкари колебалась, но все же позволила проводить себя в нишу для обеденного стола, где уже ждали краски, чернила и бумага. Бабушка тяжело опустилась на свой стул, а Юкари легко вспрыгнула на свой, рядом.

— Ну вот, — сказала бабушка, — как я тебе уже говорила, иероглифы, которые мы взяли у китайцев, на самом деле картинки — не то что хирагана, которая является алфавитом.

Юкари

кивнула:

— Это не очень хорошие картинки.

— Возможно, — бабушка погрузила кисточку в чернила. — Вот слово «сын» — разве ты не видишь здесь мальчика?

Юкари прищурилась, вглядываясь в черные линии, похожие на тройку с чертой под центральной стрелочкой. Она мотнула хвостиком на затылке и хихикнула.

— Не-а.

Бабушка усмехнулась:

— Не важно, дай мне только дополнить иероглиф «сын» иероглифом «Рю», а затем иероглифом «окно». Ну а сейчас что ты видишь?

Хихиканье Юкарь стихло.

— Бабушка! Там, за окном! Я вижу Рю! Он в парке с этими противными братьями Мак-Доннел.

Бабушка приложила палец к губам:

— Ш-ш-ш, давай посмотрим, что происходит сейчас.

Две головы, седая и черноволосая, склонились над белой бумагой, где сейчас отчетливо был виден Рю, а рядом веснушчатый Мак-Доннел — оба скатывали самокрутки, спрятавшись за облетевшим дубом. Пэт Мак-Доннел зажег свою самокрутку пластмассовой зажигалкой с желто-зелеными леопардовыми пятнами и передал ее Рю.

— Вот, Ронни.

— Спасибо. — Рю зажал зажигалку двумя пальцами и крутнул колесико. Из отверстия послушно вырвалось пламя, но прежде, чем Рю успел поднести его к самокрутке, зажатой в губах, огонь потух.

— Черт! — выругался Рю, вновь вызывая пламя к жизни.

На этот раз ему почти удалось донести огонь до белой палочки, пока он не погас. Легкий ветерок прокатился по опавшим дубовым листьям со звуком, напоминавшим сухой смешок.

И в третий раз его опять постигла неудача. Пэт наблюдал за ним, привычно держа дымящуюся самокрутку двумя пальцами. Он хихикнул, и Рю покраснел.

— Что-то не так, Пэт?

— Ага, это у тебя кое-что не так, — фыркнул Пэт.

— У тебя дурацкая зажигалка, — сказал Рю, швырнул ее в грязь и принялся рыться в карманах.

На спичечном коробке, который он достал из кармана, красовалась эмблема ресторана «Тигриный Коготь». Это были хорошие спички, но ни одну ему не удалось заставить разгореться. Горящие головки падали к его ногам, сдуваемые легким ветерком.

Пэт был слишком ошарашен, чтобы продолжать хихикать; его самокрутка почти догорела, бледно-голубые глаза округлились. Он был так поглощен зрелищем падающих спичечных головок, что едва заметил, как Рю вынул у него из пальцев окурок.

Ветерок этот был вызван ками, и бабушка слышала, как Юкари хихикает над его проделками.

— Черт! — вновь выругался Рю. — Я иду домой, Пэт.

Пэт вяло помахал, а Рю сунул руки в карманы и решительно зашагал прочь. Позади него ветер вздымал облачка пыли, словно кто-то фыркал от смеха.

Птичка, примостившаяся на носике старого чайника, весело свистела, сообщая о том, что вода кипит. Залив кипятком чайные листья, бабушка взглянула на часы. Дети запаздывали. Погода стояла неважная; автобусы могли ходить с перебоями. И все же вот уже несколько недель, как Рю и Юкари не задерживались после школы.