Седьмое небо (Большая игра)
Шрифт:
— Вы восстановили на работе господина Шубина. Означает ли это, что вы снова полностью ему доверяете?
— Означает, — сказал Тимофей. — Господину Шубину пришлось пережить несколько неприятных моментов, но сейчас каши с ним разногласия полностью улажены. Впрочем, вы можете сами спросить у него. Егор Степанович!
Шубин молча кивнул и стоически терпел, пока на него наводили камеры и вспышки полыхали в лицо. Вид у него был самоуверенный и холодный, и ничуть не было похоже, что ему “пришлось пережить несколько неприятных моментов”.
— Батяня-то наш вон как говорить
— Оратор, — согласилась Катерина весело. Им стоило немалых усилий уговорить Тимофея на эту пресс-конференцию, и она была очень собой довольна. Пока все шло хорошо, и если так пойдет и дальше, пожалуй, они даже смогут втолковать Тимофею, что корпоративной культурой пренебрегать не стоит.
Катерина была страшно горда, что у нее такой муж.
— Марк Штерн, радио “Свобода”. Господин Шубин, как вам удалось доказать свою непричастность к скандалу, ведь документы, опубликованные в прессе, недвусмысленно указывали на то, что за всем этим стоите именно вы?
Шубин помедлил с ответом, глядя в переполненный зал.
— Как вы прекрасно понимаете, я был очень заинтересован в том, чтобы представить такие доказательства, — начал он. — Это оказалось не просто. Правда, у меня все время имелось одно важное преимущество. Я точно знал, что не делал ничего из того, что опубликовала газета “Время, вперед!”. — Он слегка улыбнулся, по всему залу опять полыхнули вспышки. — Я не могу посвящать общественность в тонкости своего частного расследования, скажу только, что я нашел свидетеля, вернее, свидетельницу, чьи показания убедили… моих коллег в том, что господин Барышев просто пытался использовать юридическую службу и меня в личных целях. Кстати сказать, к тому времени, когда я ее нашел, наша служба безопасности уже установила, что цепочку организовал именно Барышев, Все документы, как только что заявил Тимофей Ильич, переданы в Генеральную прокуратуру.
— Владимир Дмитриев, “Аргументы и факты”. Господин Шубин, имеет ли отношение к этому делу внезапная смерть одного из ведущих обозревателей газеты “Время, вперед!”, Григория Распутина, а также увольнение заместителя главного редактора этой газеты Игоря Леонтьева?
— О смерти этого журналиста я слышу впервые, — ответил Шубин холодно, — впрочем, случается, что и журналисты от чего-то умирают. Верно? Что касается увольнения господина Леонтьева, то, насколько мне известно, это было сделано по решению редакционной коллегии, поскольку именно господин Леонтьев так поспешил с опубликованием совершенно не проверенного материала.
— Вы будете преследовать эту газету в судебном порядке?
На этот вопрос почему-то ответил сам Тимофей Кольцов:
— Газета принесла нам официальные извинения, которые мы приняли. Начинать процесс мы не станем. В конце концов, мы сами не сразу разобрались в ситуации. Кроме того, у нашей юридической службы в данный момент накопилась масса дел, и добавлять к ним лишний судебный процесс нам кажется нецелесообразным.
— Господа, последний вопрос, — неожиданно включился промолчавший всю пресс-конференцию ведущий Михаил Терентьев.
— Все, — тихонько
Абдрашидзе кивнул, поднимаясь. Им нужно было незаметно и тихо выскользнуть из зала за несколько секунд до окончания. Батяня никогда не ждал свою команду, даже если их в самом деле задерживали непреодолимые обстоятельства.
Катерина протиснулась к маленькой боковой двери, Венедиктов делал ей знаки. Не понимая, что ему от нее нужно, она кивнула и улыбнулась. Пресс-конференция закончилась. Охрана Кольцова теснила журналистов, которые рвались к столу в надежде получить хоть самое коротенькое, но эксклюзивное интервью.
— Прямой эфир на сколько рассчитан? — спросил рядом Абдрашидзе. Через десять минут начинался прямой эфир на “Эхе Москвы”, то самое эксклюзивное интервью, которое Тимофей даст Бенедиктову, единственному из всех.
— Ты же знаешь, — сказала Катерина рассеянно. К ним приближался Тимофей, окруженный охраной, а журналисты уже атаковали Шубина. — Пятнадцать минут.
Они вошли в смежную комнату, и через несколько секунд туда же ввалился Кольцов со свитой.
— Как мне надоело это дело! — заревел он сердито. — Да еще прямой эфир какой-то выдумали!
— Ты молодец, — шепнула ему Катерина. Все отошли от них, они вдвоем стояли в центре магического круга, в который никто не смел вступить, — я знаю, как тебе было непросто…
— Уж это точно, — буркнул Тимофей Ильич, — а Шубин ничего… Не сдрейфил, хоть я его и пугал, когда публикацию увидел… Я думал, он хлипкий, а он ничего… Ты заметила ту девицу, с которой он тогда приехал? Ну, которая статью написала?
— Нет, — ответила удивленная Катерина. — А что, она была?
— Была, — произнес Тимофей, внезапно приходя в хорошее настроение, — и смотрела на него, как влюбленная кошка. Мне Дудников сказал, что они на почве спасения утопающих очень душевно сблизились.
Это было смешно и совсем непохоже на ее мужа. Она засмеялась и, глянув по сторонам, быстро его поцеловала.
— Ты просто старый сплетник, — сказала она Всесильному, Великому, Могучему и Ужасному Тимофею Кольцову.
— Егор Степанович, вы просили напомнить, что в четыре часа у вас совещание с начальниками отделов, а в шесть Муромцев из Министерства юстиции.
Егор с раздражением посмотрел на селектор. Зачем он собирает это совещание с начальниками отделов? О чем они будут совещаться? Хоть бы кто напомнил ему, что это за совещание такое и зачем ему понадобилось его собирать!
Он откинулся в кресле и потер глаза под очками.
— А вы не знаете… — начал он, поддавшись порыву, но остановился. Не спрашивать же в самом деле у собственной секретарши, какого черта он назначил это совещание!
— Да, Егор Степанович? — спросила секретарша из селектора таким угодливо-сладким голосом, что у него даже зубы заболели. Почему он ее не увольняет, когда она его так бесит?!
Из человеколюбия, вот почему, решил он внезапно. Побегал неделю без работы и без надежды на нормальную жизнь, вот теперь и… не увольняет.