Седьмое таинство
Шрифт:
— Ну, я так не думаю, — пробормотал Фальконе.
— Простите, инспектор?
Лео и забыл о том, что эта женщина все еще здесь. Сидит в темном уголке штабного автобуса и ждет дальнейших распоряжений. Роза — он и сам удивился — уже успела заслужить его одобрение, после того как Тереза Лупо уговорила взять ее обратно в группу. Прабакаран думала и действовала быстро, у нее была отличная память, и новый член команды не задавал глупых вопросов. За какие-то пару часов она сумела добраться до сути нескольких важных положений, что, несомненно, явилось результатом ее интеллектуального уровня и способности вычленить важное, что еще можно
Надо сосредоточиться.
Он уже потерял счет тому, сколько раз он это повторял молодым полицейским, пытавшимся разобраться с избытком информации, с цепочкой разных возможностей, едва различимых в путанице следствия. А теперь Лео знал, что ему и самому надо бы последовать собственному совету. Да, он, кажется, утратил хватку. После ранения что-то неважно варит голова. На все требуется время. И еще работа, она тоже требуется. Полицейский только сейчас сообразил, что именно работы ему в последнее время страшно не хватало. Постоянное присутствие рядом Рафаэлы Арканджело лишало его способности здраво судить, заставило забыть, кто он такой. И теперь настало время расставить все по своим местам.
Следователь обернулся к Розе:
— Убедитесь, что засада по-прежнему ведет постоянное наблюдение. Им там еще долго сидеть.
Та кивнула и спросила:
— Как мы теперь найдем преступника?
Вопрос предсказуемый. Такой обычно задают новички. Фальконе почувствовал странное удовлетворение, услышав его.
— Вероятно, не найдем. Он сам нас найдет. Браманте что-то ищет. Или кого-то. И при этом попадает в наше поле зрения. Когда разыскиваемый не занят поисками, он, видимо, для нас недосягаем. Слишком умен и не оставляет заметных следов. И не общается со знакомыми.
Тут Лео вспомнил, о чем она говорила раньше.
— Если у него имеется все это снаряжение, я склонен думать, что он прячется где-то в катакомбах. Бывший профессор знает подземелья Рима лучше, чем кто-либо другой в городе. Преступник может прятаться каждую ночь в новом месте, а мы об этом и знать не будем.
— Вы хотите сказать, что мы не можем ничего предпринять? Только ждать?
— Ну нет! Наоборот, нам предстоит здорово потрудиться, чтобы разобраться с информацией, которую уже имеем. И посмотреть, что еще можно из нее извлечь. Внимательно изучить все основные моменты. Но, честно говоря, я не вижу смысла заманивать такого человека в ловушку. Подобное годится для обычных уголовников. Джорджио Браманте преступник необычный, совсем необычный. Единственное утешение для нас то, что, насколько мы можем судить, в городе уже не осталось ни единого человека из его списка.
— За исключением вас. — Она, чуть помедлив, добавила: — Инспектор.
— Да, по-видимому, так.
ГЛАВА 22
Дино Абати пришел в себя. Диггер сидел, прислонившись спиной к алтарю, и выглядел потерянным. К ране на голове он приложил носовой платок. Кровь уже почти унялась, превратив рыжие волосы в спутанный клубок, очень яркий по сравнению
И уж конечно, не после того, как он сказал им, совсем просто, но с твердостью, которую невозможно ни с чем спутать:
— Теперь найдем птицу. Потом убьем. И поклянемся на ее крови, что никому никогда не скажем о том, что здесь произошло. И дело будет сделано. И мы уже никому не проболтаемся об этом. Никогда. Понятно?
Андреа Гуэрино все еще шатался где-то там, в лабиринте коридоров, пытаясь выполнить данное ему поручение. От диггера теперь никаких неприятностей не будет. Сандро Виньола вновь стоял на коленях и разбирал надписи на камне, открыв от старания рот. Выглядел он сейчас как сущий идиот, все еще ошеломленный находкой: подземное святилище давно позабытого бога, опоганенное христианами Константина сразу после их победы.
— И как ты собираешься убивать эту птичку? — заинтересованно осведомился Ла Марка.
Лудо не раз перечитывал это место, чтоб запомнить хорошенько. Для него это священный ритуал, пусть даже остальные просто последуют его распоряжениям, сделают то, что он потребует, — из страха, из желания уцелеть. Ритуалы следует исполнять точно, правильно и в должной последовательности. Иначе они обратятся против тех, кто их исполняет. И лишь озлобят бога, не ублажив его.
— Подниму над алтарем и перережу горло. — Торкья достал из кармана перочинный нож. — Вот этим.
Глаза Ла Марки блестели в свете большого фонаря, который Абати поставил на землю.
— Мы один раз были на ферме на Сицилии. Где-то у черта на рогах. А там ведь все друг другу родственники, все братья и сестры. И вот однажды вижу, по двору фермы бежит ребенок. Лет шести-семи, не больше. Его послали принести курицу. И он гонится за ней, догоняет и хватает за лапки. — Ла Марка проиллюстрировал рассказ телодвижениями: наклонился, вытянул руку. — А потом вертит ею вокруг себя. Все вертит и вертит. Как будто это игрушка.
— Игрушка?
— Ну да. И знаешь, что происходит в конце?
— Ну?
— Эта траханая голова отрывается напрочь! Честно, не вру! Он ее так сильно крутил…
Ла Марка плохо держал спиртное и «дурь». Вот и сейчас пребывал явно под кайфом. Торкья сделал себе в уме заметку на случай, если это пригодится.
— Курица все крутится и крутится, кудахчет, словно взбесилась или еще что… А потом голова разом летит в сторону и остается одна шея, из которой…
Видимо, этот эпизод здорово застрял в его памяти, потому что в следующий момент глаза Тони затуманились, лицо обрело странное выражение, словно из подсознания вылезло какое-то воспоминание, раньше спавшее беспробудным сном поя, воздействием «дури».
— …бьет кровь! Как из фонтана! И летит во все стороны. Но недолго. Мы ее за ужином съели. Вернее, они съели. У меня аппетита не было.
Лудо ждал, что последует дальше. Но ничего не последовало. А вместо Тони заговорил Дино. Он снял платок с головы и бросил: