Седьмой свиток
Шрифт:
— Который час? — Николас ответил на собственный вопрос, бросив взгляд на стальной «Ролекс сабмаринер». — Ого, пять сорок! Куда же пропал весь день? — Он театрально вздохнул. — Идите скорее, миссис Стрит. Извините, что задержали вас.
— Не забудьте включить сигнализацию, — еще раз напомнила секретарша, а потом повернулась к Ройан: — Он становится таким рассеянным, когда оседлает любимого конька.
Она явно относилась к своему начальнику, как тетушка к непоседливому племяннику.
— Вы дали довольно ценных указаний. Ступайте, — ухмыльнулся Николас и обратился
Ройан кивнула, и он сделал движение, желая взять ее за руку, но затем поспешно отступил. В арабском мире оскорблением считалось даже случайное прикосновение к женщине. Ройан оценила вежливость по достоинству и прониклась к хозяину «Куэнтон-Парка» еще более теплыми чувствами.
Он провел ее через музейные залы к двери с надписью «Служебное помещение. Вход только для сотрудников», потом по длинному коридору к двери в самом конце.
— Святая святых. — Баронет пропустил Ройан вперед. — Простите за беспорядок. Мне надо наконец прибраться здесь. Моя жена обычно…
Он неожиданно умолк и бросил взгляд на семейную фотографию в серебряной рамке на столе. Николас сидел под развесистым дубом на коврике для пикника рядом с красивой черноволосой женщиной. Возле пристроились две девочки, сильно напоминающие мать. Младшая сидела на коленях у Николаса, а старшая стояла рядом, держа под уздцы шетландского пони. Ройан бросила взгляд на спутника и прочла в его глазах бесконечное горе.
Чтобы не смущать его, она принялась осматривать другую часть комнаты, которая явно служила и кабинетом, и мастерской. Просторная и удобная, типичная комната мужчины, она воплощала его противоречивый характер — ученого и человека действия. Среди груд книг и музейных экспонатов лежали спиннинги, тростниковые удочки «харди» для ловли лосося. На крюках висели разгрузочный жилет, брезентовый чехол для ружья и кожаный патронташ с вышитыми инициалами «Н. К.-Х.».
Некоторые из картин на стенах оказались знакомы. Это были подлинные акварели художников, сопровождавших наполеоновскую армию по пути в Египет. На них можно было увидеть, как выглядели памятники древности до современных раскопок и реставрации.
Николас подошел к камину, подбросил бревнышко в гаснущие угли и хорошенько поворошил их. Когда огонь весело разгорелся, он подвел Ройан к занавеси, закрывающей половину стены от потолка до пола. Потянув за шнур с видом фокусника, баронет отдернул занавесь и с удовлетворением воскликнул:
— И что вы об этом скажете?
Ройан принялась изучать барельеф на стене. Тот был искусно вырезан, образы передавались необычайно четко, но археолог никак не выразила своих чувств.
— Шестой царь амореев, Хаммурапи, около 1780 года до нашей эры, — проговорила она, притворяясь, что изучает искусно высеченные черты древнего правителя. — Да, скорее всего из развалин его дворца на юго-западе от зиккурата в Ашуре. Вероятно, таких фризов было два. Каждый из них стоит около пяти миллионов долларов США. Мое предположение — их похитили у «святого правителя»
Николас некоторое время смотрел на Ройан в изумлении, а потом расхохотался.
— Черт подери! Я взял с Дурайда слово молчать об этой проделке.
Ройан в первый раз услышала его смех. Звук оказался довольно приятным, душевным и чистосердечным.
— Вы не ошиблись насчет обладателя второго фриза, — все еще смеясь, проговорил он. — Но ему он обошелся в шесть миллионов, а не в пять.
— Дурайд рассказал мне и о вашем визите в Чад и южную Ливию, — сказала Ройан.
Баронет покачал головой в притворном раскаянии.
— Кажется, у меня нет от вас секретов.
Николас подошел к высокому шкафу у противоположной стены. Это был превосходный образец инкрустированной мебели, должно быть, относящейся к Франции семнадцатого столетия. Открыв двойные дверцы, коллекционер проговорил:
— Вот что мы с Дурайдом привезли из Ливии без разрешения полковника Муамара Каддафи.
Николас извлек на свет маленькую бронзовую статуэтку и протянул гостье. Это была фигурка матери, кормящей ребенка, покрытая слоем зеленой патины.
— Ганнибал, сын Гамилькара Барки, — пояснил коллекционер. — Примерно 203 год до нашей эры. Их обнаружил отряд туарегов в одном из старых лагерей на реке Баградас в Северной Африке. Должно быть, Ганнибал успел спрятать сокровище до сокрушительного поражения, нанесенного римским военачальником Сципионом. В кладе их было около двух сотен, и у меня осталось почти пятьдесят.
— Значит, остальные вы продали? — спросила Ройан, любуясь статуэткой. В ее голосе прозвучало неодобрение. — Как вы могли расстаться с такой красотой?
— Боюсь, у меня не было выбора, — вздохнул Николас. — Как ни печально, но экспедиция за ними обошлась мне в крупную сумму. Пришлось продать часть добычи, чтобы покрыть издержки. — Он подошел к столу, вытащил из нижнего ящика бутылку солодового виски и поставил ее на стол рядом с двумя стаканами.
— Позвольте предложить? — спросил он, но Ройан покачала головой.
— Я вас понимаю. Даже шотландцы признают, что это можно пить только в промозглую погоду, когда температура опускается ниже нуля при ураганном ветре, если ты выследил и подстрелил первоклассного оленя. Может, чего-нибудь более подходящего для леди?
— Кока-кола у вас есть? — спросила Ройан.
— Да, но она ужасно вредная. Даже хуже, чем виски. Там столько сахара. Чистый яд.
Она приняла из рук хозяина стакан и провозгласила тост.
— За жизнь! — После этих слов она продолжила: — Вы правы. Дурайд действительно рассказал мне о статуэтках. — Она поставила пуническую фигурку в шкаф и снова повернулась лицом к столу. — Именно Дурайд направил меня к вам. Такова была его предсмертная воля.
— Ага! Значит, все это не совпадение. Кажется, я просто пешка в чьей-то сложной и хитрой игре. — Он указал на стул напротив стола. — Садитесь! И говорите!