Седьмой свиток
Шрифт:
Некоторое время тропа вела вдоль реки Дандеры — порой на несколько сотен футов выше ее, порой через нее, так что путешественникам приходилось идти вброд, держась за мулов, чтобы их не смыло течением.
Потом ущелье Дандеры стало слишком отвесным и глубоким, чтобы идти вдоль, поэтому странники оставили реку и двинулись по тропе, извивающейся, как умирающая змея, среди холмов и бездонных каменных пропастей.
Через милю-другую ниже по течению они вышли вроде бы к совсем другой реке, текущей сквозь густой лес. Сверху свисали лианы, а мох на деревьях касался волос, чем-то напоминая
Русский покачал головой и засмеялся:
— Нет, англичанин, это не дик-дик. Только куду.
На холме куду обернулся и посмотрел на них. Это был большой бык с широкими винтовыми рогами, могучий зверь с шерстистым подгрудком и острыми ушами-раструбами. Куду настороженно смотрел на путешественников огромными глазами. Борис тихонько присвистнул, немедленно изменив свое мнение о быке.
— Рога свыше пятидесяти дюймов. Они бы заняли первое место в «Роуленд уард». — Он говорил о списке крупной дичи, настоящей Библии охотников. — Не хочешь подстрелить его, англичанин? — Брусилов подбежал к ближайшему мулу, вытащил ружье в чехле и протянул его Николасу.
— Отпустим его, — покачал головой тот. — Я приехал за дик-диком.
Взмахнув белым хвостом с кисточкой, куду исчез за хребтом. Борис с отвращением сплюнул в реку.
— Почему он хотел, чтобы ты убил его? — спросила Ройан.
— Фотография рекордных рогов хорошо бы смотрелась в рекламной брошюре — чтобы привлекать клиентов.
Весь день они шли по извилистой дороге и только вечером остановились на поляне возле реки, где, очевидно, нередко останавливались другие путники. Становилось ясно, что дорога точно выверена по времени. Любому страннику требовалось три дня, чтобы добраться от края ущелья до монастыря, и все делали привал в одних и тех же местах.
— Простите, но здесь не будет душа, — сообщил Борис клиентам. — Если хотите помыться, то есть безопасная заводь за первым поворотом реки.
Ройан умоляюще посмотрела на Николаса.
— Я так вспотела от жары. Пожалуйста, посторожи меня, чтобы я могла позвать на помощь, если что.
Англичанин лег на мшистый камень ниже излучины, не видя спутницы, но достаточно близко, чтобы слышать, как она взвизгивает от прикосновения холодной воды. Один раз, повернув голову, он увидел, что течение немного снесло Ройан. Сквозь деревья Харпер заметил обнаженную спину и изгиб ягодицы, сверкающей от воды. Николас виновато отвернулся, но реакция тела поразила его. Удивительно, в какое возбуждение он пришел от мимолетного вида заблестевшей на вечернем солнце кожи.
Спускаясь вдоль берега, негромко напевая и вытирая мокрые волосы, Ройан окликнула его.
— Твой черед. Посторожить?
— Я уже большой мальчик, — произнес Николас, заметив у нее в глазах озорной огонек, и неожиданно подумал — вдруг она прекрасно знает, как далеко по течению ее снесло и что он видел? Эта мысль не давала Харперу покоя.
Он в одиночестве отправился к заводи, разделся, посмотрел на себя и снова поразился, насколько она затронула его. Со времени
— Тебе не повредит немного охладиться, дружок, — сказал он себе, кинул джинсы на куст и нырнул в воду.
Когда они сидели у костра за ужином, Николас неожиданно поднял голову и прислушался.
— Мне что, чудится? — спросил он.
— Нет, — засмеялась Тессэ. — Вы действительно слышите пение. Монахи идут приветствовать нас.
Вскоре показались огоньки — по холмам двигалась процессия с факелами, мерцающими сквозь ветви деревьев. Погонщики мулов и слуги вышли вперед и принялись ритмично хлопать и петь, приветствуя монахов.
Мужские голоса взмывали ввысь, утихали почти до шепота, а потом снова разносили по округе странные и прекрасные голоса ночной Африки. По спине Николаса пробежал холодок, так что он невольно вздрогнул.
Следом показались белые одеяния монахов, напоминающие мотыльков, летящих на свет. Все слуги пали на колени, когда первые члены процессии вошли в лагерь. Это были молодые, босые, бритые наголо псаломщики. За ними шагали монахи в длинных одеяниях и высоких тюрбанах. Потом они расступились, и вперед вышел почетный караул — диаконы и священники в вышитых облачениях.
Каждый держал в руках тяжелый серебряный коптский крест на конце длинного посоха, богато украшенный. Священники, в свою очередь, расступились, не переставая петь, и четверо молодых послушников вынесли вперед закрытый паланкин, поставив его в центре лагеря. Алые и желтые занавеси переливались в свете ламп и факелов процессии.
— Вы должны выйти вперед и приветствовать аббата, — театральным шепотом подсказал Борис. — Его зовут Джали Хора.
Занавеси резко распахнулись, и на землю ступил высокий человек. Тессэ и Ройан уважительно преклонили колена, скрестив руки на груди. Однако Николас и Борис остались стоять, причем англичанин разглядывал аббата с интересом.
Джали Хора был худ как скелет. Угольно-черные ноги напоминали стебли сушеного табака, и на них толстыми веревками проступали жилы. Зелено-золотое облачение было вышито золотой же нитью, сверкающей в свете факелов. На голове аббата красовалась высокая шапка с плоским верхом, покрытая узором из звезд и крестов.
Лицо аббата также оказалось черным как сажа и морщинистым как сушеное яблоко. У него осталось немного зубов, и те были желтыми и кривыми. Белоснежная борода напоминала морскую пену, нахлынувшую на старые кости челюсти. Один глаз, слепой, был прозрачно-голубым и пораженным тропической офтальмией, а другой блестел, как у леопарда при виде добычи.
Аббат заговорил тонким, дрожащим голосом.
— Благословение, — подсказал Борис. Он и Николас почтительно склонили головы. Собравшиеся вокруг священники пели антифоны всякий раз, когда старик умолкал.
Когда древний ритуал наконец закончился, Джали Хора осенил крестным знамением все стороны света, медленно вращаясь вокруг себя, а алтарные мальчики бодро затрясли кадилами, наполнявшими ночь клубами ароматного дыма.
После благословения женщины подошли и преклонили перед аббатом колена. Тот нагнулся к ним и легонько шлепнул каждую крестом по щеке.