Седое золото
Шрифт:
По всё той же узкой, почерневшей от времени лестнице спустились на первый этаж, потом, по другой уже, в подвал. Мрачный коридор, скупо освещённый тусклыми лампочками; массивная, открытая настежь дверь.
— Товарищ капитан, — доложил один из конвоиров в открытую дверь, не делая попытки переступить порог. — Задержанный доставлен.
— Задержанного — ввести! Двери — плотно закрыть! — прозвучала негромкая команда.
Получив тычок в спину, Ник сделал несколько торопливых шагов вперёд. Дверь за его спиной мгновенно захлопнулась.
Просторный
— Присаживайтесь, задержанный, — любезно предложил лысый и тут же представился: — Капитан НКВД Курчавый, Пётр Петрович.
— Бывает, — автоматически прокомментировал Ник, осторожно присаживаясь на краешек стула. Гитару прислонил к ближайшей книжной полке.
— Хамить изволим, — подытожил Курчавый, внимательно разглядывая Ника.
Глаза у капитана были умные, а взгляд цепкий, с насмешливым прищуром.
— Да нет, даже и не думал. Само вырвалось, — признался Ник. — Смешно просто: лысый — но Курчавый. А я — Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения.
— Тысяча восемьсот восьмидесятого года? — уточнил Курчавый.
Ник благоразумно промолчал.
— Ясно, — нахмурился капитан, записывая что-то на листе бумаги, предварительно обмакнув перьевую ручку в солидную чернильницу. — Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения. Парашютист?
— Парашютист, — обреченно подтвердил Ник.
— Лейтенант Красной Армии?
— Лейтенант.
Про то, что он лейтенант, но запаса, да и армия уже давно вовсе и не «Красная», Ник, помня совет Профессора, уточнять не стал.
Курчавый отложил перо в сторону и уставился на допрашиваемого тяжёлым взглядом.
Помолчали.
Капитан достал из толстой папки, лежавшей перед ним, небольшую фотографию, щелчком отправив её через стол, спросил небрежно:
— Узнаёте?
С фотографии на Ника смотрел полноватый блондин возрастом немного «за пятьдесят», с шикарным волнистым чубом. Мужчина широко улыбался, демонстрируя наличие нескольких металлических, а может, и золотых зубов.
Было что-то знакомое в его лице. Нос, например. У Ника такой же — с лёгкой горбинкой, да и волосы — того же колера.
— Нет, — повертев фотографию перед глазами, сказал Ник. — Не знаю имени этого человека. Может, и встречались с ним. Но где, когда? Не могу вспомнить.
— Вот это и странно, — задумчиво протянул Курчавый. — На фотографии — Иванов Николай Андреевич, тысяча восемьсот восьмидесятого года рождения, парашютист, лейтенант Красной Армии. Помимо прочего — выпивоха и разгильдяй. Не уволен в отставку
Ник только головой помотал отрицательно.
Капитан напористо продолжил:
— Вот ещё одна странность. В помещении части, где парашютисты переодевались в тот день, нашли странную записку. Почерк лейтенанта Иванова уверенно подтверждён экспертизой.
Курчавый порылся в своей объёмистой папке, нашёл нужную бумажку и прочёл — громко, с выражением, как будто даже радуясь чему-то:
— В моей смерти прошу винить только меня. Совесть заела совсем. Мой донос годичной давности на майора Егорова — сплошная ложь. По сильной пьянке написал. Егорова расстреляли, его жену отправили в лагерь, дочку — в детский дом. Ухожу, не буду за кольцо дёргать! Прощайте, друзья! Да здравствует товарищ Сталин и мировая революция!
Капитан ещё говорил что-то, но Ник его не слушал, размышлял лихорадочно: «Вот оно в чём дело, совпало всё: ФИО, число, месяц, суть произошедшего, только вот разница — в семьдесят лет. Путаница какая-то случилась в этом туннеле: не иначе, тутошний Иванов тоже в последний момент передумал умирать, дёрнул все-таки за кольцо. Такие вот дела, блин туннельный!»
Ник очнулся от раздумий сугубо по причине очень холодной воды, текущей по его затылку вниз, прямо за шиворот комбинезона. Это добрый и заботливый капитан НКВД налил ему на голову водички из стандартного пузатого графина.
— Спасибо большое! — вежливо поблагодарил Ник.
— Не стоит! — небрежно отмахнулся Курчавый, усаживаясь обратно на своё место.
Опять занялся содержимым своей папки, старательно перебирая многочисленные бумажки.
— Нашёл! Из этой справки следует, что у лейтенанта Иванова Николая Андреевича имеется только один родственник из ныне живущих. А именно: сводный брат, младший, двадцати семи лет от роду, Никита Андреевич Иванов, беспартийный, студент четвёртого курса славного Ленинградского Горного института. Что, попались, любезный Никита Андреевич? Вы же в камере всем представлялись «Ником»? Ник — Никита? Будете дальше отпираться?
Ник действительно был немного огорошен. Непонятные совпадения продолжались: дело в том что и он, в своё время, учился в ЛГИ, правда, отчислен был за неуспеваемость. Что характерно, именно с четвёртого курса.
— Будем резюмировать, — покладисто предложил капитан. — Что там у вас с братом случилось, почему вы вместо него прыгали, мне неважно. Ваши дела. Если Николай Андреевич объявится, поговорим с ним отдельно. Пока мы займёмся вашей участью. Не возражаете, мон шер?
Ник энергично, даже с энтузиазмом покивал головой. Действительно, пора как-то определяться. Расстреляют? Не расстреляют? А если не расстреляют, то — что тогда, собственно?