Седое золото

Бондаренко Андрей Евгеньевич

Затушили костёр, решили съездить на разведку, любопытно стало, что это ещё за автомобиль такой объявился в Мёртвой Тундре.

Через час подъехали к непонятному объекту, метров ста не доезжая вылезли из машины, осторожно пошли вперёд, Лёха — с ружьём на изготовку.

Такой же «багги», как и у них, только явно не на ходу: одно железо осталось, все провода и шланги лемминги во время своего недавнего нашествия сглодали и погрызли.

Рядом с разорённым автомобилем на погрызенном по краям брезенте лежали останки двух человеческих тел. Судя по обрывкам одежды — "пятнистые".

— Ура! —

радостно завопил Сизый. — Смотри, командир, винчестеры!

Действительно, недалеко от незадачливых «пятнистых» на земле валялись две уже хорошо знакомые винтовки без полагающихся кожаных ремешков, с десяток сменных магазинов.

— Ничего не понимаю, — удивился Ник. — Оружия у них было в достатке. Что же тут произошло? Кто же их так?

Айна подошла к останкам, осмотрела черепа, порылась в ворохе костей, присмотрелась к следам на земле, объяснила негромко:

— Тут палатка стояла. Они спали. Пришёл голодный медведь. Он от рыжих мышей много Маленьких Солнц уходил. Устал, есть хотел. Забрался в палатку. Убил «пятнистых». Съел, сколько смог. Ушёл. Потом рыжие мыши пришли, доели.

Ник согласно кивнул головой:

— Похоже на правду. Но почему их двое? На той сопке, возле лагеря, только один был. Откуда же второй взялся?

Сизый брезгливо поднял с земли резиновую подошву с остатками кожаного голенища, повертел перед глазами, отбросил в сторону, нагнулся за другой подошвой.

— Нет, начальник, — доложил. — Это совсем другие люди. У того, что от меня тогда скрылся, судя по следам оставленным, сорокового размера были сапоги, а у этих — сорок третьего, не меньше.

Ник сел за руль:

— Бог с ними со всеми. Винчестерами разжились, патронами — спасибо медведю за помощь. Думаю, что у того шустрого, что с сопки живым ушёл, где-то рация была спрятана. Он этих двоих и направил к избушке на Палявааме, нас стеречь. Всё, рассаживайтесь по местам, сподвижники, едем дальше!

Километров десять и успели всего проехать. Закружилась у Ника голова, ладони, обнимающие автомобильную баранку, безвольно разжались, руки плетями вдоль тела повисли, из носа потекла сизая юшка. Хорошо, успел ещё резко ударить по тормозам.

Теряя сознание, всё же услышал последние слова Айны:

— Лёша, у него кровь закипает. Нож ему вставь между зубов. Чтобы язык не откусил.

Очнулся Ник ночью, в предрассветный час. Закат ещё догорал пунцовыми углями, а рассветная зорька уже теплилась — робкой улыбкой.

Ник сидел на земле, прислонившись затылком к широкому колесу верного «багги», правой щеке было тепло, во рту притаилась великая сушь.

— Попей, командир! — откуда-то издалека попросил Сизый. — Попей! Тебе сейчас пить много надо. Это отвар золотого корня, Айна в тундре нашла.

Губ коснулся край алюминиевой кружки, Ник сделал несколько жадных судорожных глотков, закашлялся. Вкус у напитка был странный: кисловатый, с привкусом имбиря.

— Что со мной? — спросил Ник. — Где мы? Где Айна?

Лёха опустился перед ним на корточки:

— Похоже, тот рыжий крыс — чмо гадкое, что тебя укусил за плечо — в кровь умудрился какую-то гадость

занести. И ничего тут странного нет, лемминги же не чистят зубов специальным порошком под названием «Жемчужный». Мы всё там же, где тебя кондратий чуть не хватил. Я-то — лох тюремный, машину не умею водить. Ничего, потом подучишь, я способный. А Айна сейчас камлать будет, шаманить то есть. Просить у местных богов, чтобы они тебе даровали выздоровление. Даже бубен смастерила настоящий: каркас сплела из куруманника, потом запасные моржовые штаны распорола, на этот каркас натянула. Хороший бубен получился, громкий. Сегодня, говорит, очень удачная ночь — впервые за лето на небо выйдут Тени Огня. Это она, наверное, про северное сияние. Давай, командир, попей ещё.

Ник ещё попил странной жидкости, медленно повернул голову: метрах в тридцати от машины горел большой жаркий костёр, около которого застыла Айна, внимательно вглядываясь в небо — в его тёмный западный край.

На девушке была её свадебная одежда: широкий бордовый малахай до самой земли, щедро украшенный бисером и блестящими монетками. Только песцовая шапочка с пыжиковым хвостом отсутствовала: густые чёрные волосы Айны, обычно заплетённые в тонкие косички, на этот раз свободно ниспадали вниз — одним блестящим потоком. Лицо девушки было покрыто чёрными и коричневыми знаками — вычурными и странными.

Айна, ударив в бубен, прокричала несколько гортанных резких фраз.

На небе её услышали: от тёмной линии горизонта до тусклого ковша Большой Медведицы протянулись неровные светло-зелёные полосы. Через несколько мгновениё полосы начали изгибаться, меняя и беспорядочно чередуя цвета. Вот одни полосы стали светло-голубыми, другие — светло-розовыми, между ними беспорядочно заплясали сиреневые и фиолетовые сполохи. Постепенно вся западная часть неба окрасилась в самые невероятные, но удивительно нежные при этом оттенки. Тени Огня горели, расширяясь и сужаясь, пробегали в разные стороны, но никогда не пересекались между собой. Ник завороженно смотрел на небо, уже не понимая, — явь это чудесная или самые обычные галлюцинации.

Айна закружилась в каком-то странном танце, полном резких угловатых движений, запела что-то тягучее на родном языке. Порой в песне проскакивали просительные и жалостливые нотки, иногда угадывались угрозы, звучала неприкрытая агрессия.

Удары в бубен становились всё чаще и громче, девушка, обойдя несколько раз вокруг костра, по широкой дуге стала приближаться к Нику.

Вот её тоненькая фигурка полностью заслонила Тени Огня.

Ник видел только её глаза — чёрные, бездонные, необычные.

Айна сделала два шага в сторону: опять перед Ником оказались разноцветные бегущие полосы, переливающиеся нереальными оттенками.

Девушка встала перед Ником и, не прекращая петь, стала раскачиваться из стороны в сторону. Перед его взором замелькал нескончаемый калейдоскоп: чёрные страшные глаза — светло-зелёные всполохи, глаза непонятного цвета, но полные доброты и надежды — розовые полосы с сиреневыми прожилками…

Сколько это длилось? Может — час, может — гораздо дольше, Ник уже перестал ориентироваться во времени.