Седой Кавказ

Ибрагимов Канта

– Ой, видел бы ты его дочь на свадьбе Алданова. Колье огромное, бесподобное!

– Камни голубые были? – не сдержался Домба.

– А откуда ты знаешь? – расширились глаза Алпату.

Домба не ответил, завалился набок, укутался поплотнее в одеяло.

– Так откуда ты знаешь? – надвинулась на мужа супруга.

Докуев понял, что теперь она от него не отстанет.

– Наш бестолочь Албаст подарил, – буркнул он из-под одеяла.

– Самой дочке подарил? – восхитилась Алпату.

– Хм, если бы дочке… Отцу. Взятку очередную. А тот водит нашего сынка второй год за нос, все обещает

колхоз дать, а дальше обещаний дел нет.

– Так теперь ведь Ясуев – секретарь обкома. Он все сможет, – задумалась Алпату.

– Посмотрим, – еле слышно пробормотал Домба, а чуть погодя рявкнул. – Гаси свет, карга!

* * *

Проступок Докуева Анасби был неординарным, даже шокирующим событием в жизни Грозного тех лет. Во всех подворотнях и на всех перекрестках только об этом и говорили. Общественность хором осуждала расхитителя госсобственности Докуева Домбу и его великовозрастного отпрыска Анасби, опозорившего мундир честного советского милиционера.

Однако после того как районный суд приговорил к пяти годам и дядю погибшего – Зайнди Эдишева, мнения людей стали колебаться и окончательно разделились, когда неожиданно для всех Докуевых простили от кровных преследований.

Как известно, скандал – бесплатная реклама. Обладая тонким чутьем сплетницы, Алпату решила воспользоваться этим и даже постараться из семейного горя выгадать хоть какое-то семейное счастье. В сопровождении дочек она сутками объезжала все значимые места города и республики, на свой лад пересказывала произошедшую историю, в самых благородных тонах описывала поведение ее мужественного честного сына – работника милиции, и в конце агитации жаловалась, что из-за этого несчастного случая более всего страдают дочери, так как у обеих были оговорены сроки выхода замуж, а теперь все насмарку, пламенная искренняя любовь молодых невинно томится в ожидании формальных условностей.

Кто-то верил, кто-то нет, однако все смотрели на дочек с неподдельным состраданием. Может быть, все думали: «Вряд ли кто еще в вас влюбится».

Алпату видела сочувствующие взгляды собеседников, к счастью, их мысли она не знала и поэтому все с всевозрастающим энтузиазмом носилась по городу в сопровождении девиц.

К тому времени возведение нового дома заканчивалось. И как-то приехала троица с ревизией строительства.

Как обычно, между дочерьми начался спор по поводу передела личных комнат. У обеих по два окна выходили прямо на улицу, и почему-то каждая хотела иметь самую крайнюю комнату.

– Какая вам разница? – вмешался в спор бригадир строителей.

– Из окон крайней комнаты беседовать с воздыхателями будет удобнее, – пояснила мать ситуацию «нерадивому остолопу».

– Боже мой, – выдохнул бригадир и, удаляясь добавил, – были бы «воздыхатели», а общаться и в форточку можно.

– Что ты там проворчал? – возмутилась градостроительница.

– Да я так, к слову, – съежился строитель.

И как раз в этот момент появился, ну конечно, не принц (просто народ обмельчал, по разумению Алпату), а простой милиционер.

– Старшина Майрбеков, новый участковый квартала, – отдав честь,

представился молодой человек в форме. Он довольно откровенно, даже нахально осмотрел обеих, явно засмущавшихся дочерей Алпату и вдруг сказал:

– Ничего не скажешь, просто роскошны.

– И к тому же по-современному воспитаны! – не растерялась мать.

– Я говорю об обоях, – старшина подошел к стенке, погладил гладкую поверхность.

«Колхозник! Мерзавец!» – подумала Алпату и потеряла всякий интерес к участковому. Однако интерес Майрбекова с каждым днем стал возрастать.

– Вот это дом! Какой гранит! А сантехника! – все восторгался он, вынужденно общаясь только со строителями. – Так значит хозяин на винно-коньячном комбинате работает? Понятно…

После этого участковый стал очень внимательным и обходительным с Алпату и ее дочерьми. Последние и рады были бы пообщаться со старшиной, но мать грубо урезонила их пыл.

– Нечего с голытьбой связываться. От них одни вши.

И вдруг как-то ночью прямо со двора стройки пропало очень дорогое саноборудование. Строители в недоумении, Алпату в истерике, и в это время появляется Майрбеков.

– Не паниковать! От меня никто не уйдет! Я здесь хозяин!

И действительно, буквально через час он привез сворованное и довольно красочно описал героический романтизм возвращения пропажи.

– Видно, сам своровал, – недовольно ворчал бригадир строителей.

Однако Алпату с первоначальным интересом любовалась этим коренастым, довольно упитанным молодым человеком. Ничего, что у него лицо в оспе, зато какие плечи, а ягодицы – просто мощь.

С благословения матери дочери начинают интенсивное общение с участковым. Все идет по нарастающей траектории взаимного интереса. И наконец старшина делает выстраданное предложение…

Нет, почему-то не дочерям! А прямо матери!!!

– Дорогая Алпату! – здесь многозначительная пауза. – Стань моей… – вновь томящая пауза, у Докуевой чуть не подкашиваются ноги, – тещей!

Алпату глубоко выдохнула: то ли с досадой, то ли с облегчением. Но все равно очень приятно.

В тот же день чуточку позже, когда бурные эмоции улеглись.

Теща: «Какую любишь?»

Ж е н и х: «Люблю вас всех!»

Т е щ а: «Так что, на всех разом женишься?»

Ж е н и х: «Нет, та, у которой нос…»

Т е щ а (возмущенно): «Что значит нос?! У всех носы!»

Ж е н и х: «Ну та, что без нароста».

Т е щ а: «Значит младшая… Лучше старшую бери – не прогадаешь».

Ж е н и х: «Нет, я младшую люблю… просто страсть».

Алпату стала навязывать влюбленному старшую дочь и объяснять временные изъяны ее лица.

… Дело в том, что прошедшим летом, как ранее извещалось, Алпату с дочерьми летала в Москву. Цель той поездки – сделать косметические операции девочкам на нос и все лицо в столичном центре красоты «Чародейка». Как раз в это время случилась трагедия в Грозном, о которой в первые дни женщинам не сообщили. Слух дошел до Алпату только тогда, когда сделали операцию старшей дочери. Не долечив оперированную, не сделав операции младшей, спешно возвратилась домой. В Грозном повязку с носа сняли и ахнули: был греческий, а стал «картошкой». Правда, вид в профиль улучшился.