Сёгун
Шрифт:
– В разрешении отказано. Будет так, как я решил.
– Извините меня, я не заслуживаю такой награды. По крайней мере позвольте мне остаться таким, как есть. Это мой долг, и он не требует награды. На самом деле я должен быть наказан.
– Какой у вас сейчас доход?
– Четыре сотни коку, господин. Этого достаточно.
– Я подумаю о ваших словах, Кивами-сан.
После того как офицер ушел, он спросил:
– Что вы пообещали ему, Оми-сан?
– Ничего, господин. Он пришел ко мне вчера по своему собственному желанию.
– Честный человек? Вы сказали мне, что он честный
– Я этого не знаю, господин. Но он пришел ко мне вчера, и я поспешил сюда, чтобы сообщить вам.
– Тогда он действительно должен быть вознагражден. Такая преданность намного важнее всего остального.
– Да, господин.
– Никому ничего об этом не рассказывайте.
Оми ушел, а Торанага задумался, не придумали ли Мусано и Оми заговор, чтобы дискредитировать Ябу. Он сразу же направил своих шпионов выяснить истину. Но заговор действительно существовал. Поджог корабля оказался прекрасным предлогом для уничтожения пятидесяти трех предателей – все они оказались в охране тем вечером. Кивами Матано он отправил на крайний север с хорошим, хотя и скромным наделом земли.
– Конечно, этот Кивами самый опасный из всех, – заявил Судару, единственный, кому было рассказано о заговоре.
– Да. Всю жизнь за ним будут следить, не доверять… Но обычно есть хороший среди плохих и плохой среди хороших. Выбирать хороших и избавляться от плохих, не жертвуя хорошими, – это искусство. В моих землях нет мерзавцев, которых можно было бы легко сбросить со счетов.
«Да, – удовлетворенно подумал Торанага вспомнив все это, – вы, конечно, заслуживаете награды, Оми».
– Сражение начнется через несколько дней, Оми-сан. Вы мне так верно служите. На поле последней битвы, после моей победы, я назначу вас господином Изу и снова сделаю род Касиги наследственными дайме.
– Прошу прощения, господин, пожалуйста, извините меня, но я не заслужил такой чести.
– Вы молоды, но вы многое обещаете в дальнейшем. Ваш дед был очень похож на вас, очень умен, но у него не хватало терпения. – Снова раздался женский смех, и Торанага посмотрел на Кику. Он все пытался решить ее судьбу… Первоначальный свой план он уже отбросил.
– Можно спросить, что вы имеете в виду под терпением, господин? – Оми инстинктивно чувствовал: Торанага хотел, чтобы ему задали такой вопрос.
Торанага все еще глядел на девушку, у него потеплело на душе…
– Терпение означает умение себя сдерживать. Существует семь эмоций; вы знаете: радость, гнев, беспокойство, обожание, печаль, страх и ненависть. Если человек не дает им вырваться, он терпелив. Я не так силен, как мог бы быть, но я терпелив. Вы поняли?
– Да, господин. Очень хорошо понял.
– Терпение для вождя необходимо.
– Да.
– Это госпожа, например… Она отвлекает меня, – слишком для меня красива, слишком идеальна. Я чересчур прост для такого редкого создания. Я решил: пусть она принадлежит кому-нибудь другому.
– Но, господин, даже как одна из ваших младших дам… – Оми произносил обычные вежливые слова, которые оба они считали притворством, хотя и обязательным. Оми все время молился, как он никогда не молился раньше… Он знал; попросить можно, но он никогда этого не сделает, никогда…
Торанага смотрел,
– Я совершенно согласен, но большой талант заслуживает жертв. Кику-сан достойна собственного дома. И мужа.
– Лучше быть содержанкой самого мелкого самурая, чем женой крестьянина или торговца, даже богатого.
– Я не согласен.
Для Оми с этими словами все закончилось. «Карма, – сказал он про себя, переполненным своим несчастьем. – Отбрось свою печаль, глупец. Твой сюзерен решил, – значит, с этим все кончено. Мидори – идеальная жена. Твоя мать становится монахиней, так что теперь в твоем доме будет полная гармония. Столько печали сегодня. И счастья: будущий дайме Изу, командир полка… Анджин-сан будет жить в Анджиро. Следовательно, первый корабль будет построен в Изу – на моей земле… Отбрось свою печаль. Вся жизнь – печаль. У Кику-сан своя карма, у меня – своя, у Торанага тоже своя, а мой властелин Ябу показал, как глупо беспокоиться об этом или о чем-то еще».
Оми взглянул на Торанагу. Мысли его очистились, все было расставлено по своим местам.
– Прошу прощения, господин, пожалуйста, извините. Я не подумал.
– Вы можете проститься с ней перед отъездом.
– Благодарю вас, господин. – Оми развернул голову Ябу. – Вы хотите, чтобы я закопал ее или увез с собой?
– Насадите на кол лицом к остаткам корабля.
– Да, господин.
– А что он написал перед смертью?
Оми прочитал:
«Что – облака,
Если не оправдание?
Что – наша жизнь,
Если не бегство от смерти?»
Торанага улыбнулся.
– Интересно, – заметил он.
Оми поклонился и передал завернутую голову одному из своих людей, а сам прошел между лошадьми и самураями в дальний конец двора.
– Ах, госпожа, – церемонно обратился он к Кику. – Я так рад видеть вас здоровой и счастливой.
– Я со своим господином, Оми-сан, а он здоров и доволен. Как могу я не быть счастливой?
– Сайонара, госпожа.
– Сайонара, Оми-сан. – Она поклонилась, осознав теперь, что все кончилось, – раньше она этого не осознавала. Появилась слеза. Кику смахнула ее и еще раз поклонилась ему вслед.
Она смотрела, как он идет широким, уверенным шагом, и чуть не зарыдала, сердце ее готово было разорваться, но потом, как всегда, она услышала добрый, мудрый голос и так много раз произносившиеся слова: «Почему ты плачешь, дитя? Мы, дамы Плывущего Мира, живем одним моментом, отдавая все наше время радостям от цветения вишни, снега, листьев вяза, звуков сверчка, от красоты луны, ее роста, и убывания, и нового рождения, от пения наших песен, питья чая и саке, ощущения благовонии и прикосновений шелка, от ласк для удовольствия и плавания, всегда плавания. Слушай, дитя: никогда не печалься, всегда плыви, как лилия на быстрине потока жизни. Как тебе повезло, Кику-сан, ты принцесса Юкью, Плывущего Мира, – плыви, живи мгновением…»