Секрет для соловья
Шрифт:
– На свете есть места помимо этого госпиталя. Вас ведь интересовал Константинополь? Я мог бы показать вам наиболее значительные его достопримечательности.
– Но это нелепо! Где я буду жить?
– Это я устрою.
– Вы что, предлагаете мне…
Он с улыбкой посмотрел на меня и кивнул.
– Ну же, мисс Плейделл, мисс Плененный Соловей! Сделайте то, что вам хочется, даже если это противоречит общепринятым нормам. Оставайтесь здесь! Я все устрою.
– Я понимаю, что вы говорите несерьезно.
– Я в высшей степени серьезен.
– Но почему?
– Потому что
– Наверняка нет.
– Уж поверьте мне, мисс Плейделл! Я достаточно разбираюсь в своих чувствах.
– Прощайте, доктор Адер.
– Я не хочу прощаться с вами. Если вы решите завтра уехать, мы все равно встретимся, скажите, наконец, правду – ведь вы не хотите уезжать?
Дамиен Адер опять взял меня за руку и, крепко сжав ее, заставил посмотреть ему прямо в глаза. Я почувствовала, как меня захлестывают эмоции, как они берут верх над разумом. Да, призналась я себе, мне сейчас грустно, но ведь не оттого, что я покидаю госпиталь, что кончилась война. Как можно сожалеть об этом! Всему этому можно только радоваться. Нет, надо посмотреть правде в глаза – я так грустна потому, что расстаюсь с ним. Он так давно завладел моими чувствами, еще до того, как я увидела его впервые. Я уже давно жила надеждами на мщение, а теперь, когда встретилась с ним лицом к лицу, желание мстить улетучилось.
Мне хотелось продолжать сражаться с доктором Адером, опять обедать с ним тет-а-тет, хотелось, чтобы он снова сидел напротив меня и намекал на то, что между нами возможна какая-то связь… К своему стыду, должна сознаться, что я с волнением обдумывала его странное предложение.
Наверное, когда мы уедем, мне будет очень грустно. Интересно, что я стану делать в Лондоне? Может быть, мне опять захочется оказаться в ускюдарском госпитале, опять работать до седьмого пота и, преисполняясь сочувствия, наблюдать ужасные страдания наших раненых солдат, а по вечерам в изнеможении падать на диван и тут же проваливаться в глубокий, но короткий сон, из которого меня вырвет безжалостное утро… Конечно, я буду с удовольствием вспоминать это время не из-за пережитых трудностей, а из-за того, что, находясь в Ускюдаре, я могла хоть изредка увидеть его, даже обменяться с ним несколькими словами – якобы только ради того, как я убеждала себя, чтобы добавить еще какие-нибудь штрихи к портрету этого злодея.
Мне будет его не хватать… Впрочем, эти слова лишь в малой степени отражают мои чувства. Без него моя жизнь просто-напросто опустеет.
– Прощайте, доктор Адер! – повторила я. Он не отпускал мою руку.
– Не уезжайте, – тихо повторил он.
– Прощайте!
– Вас не уговоришь.
– Конечно, ведь я еду домой.
– Но мы снова встретимся!
– Возможно…
– Не «возможно», а обязательно. Я сам позабочусь об этом. Вы еще пожалеете, что уехали.
В ответ я только улыбнулась, отняла у него свою руку и ушла.
В тот же день, ближе к вечеру, ко мне подошла Генриетта.
– Анна, – неожиданно объявила она, – я не еду.
– То есть как это «не едете»?
– Я не еду домой.
– Но вы не можете остаться в госпитале!
– Я знаю. Я
– Но вы не можете…
– Мы уволены из госпиталя, значит, как только мы его покинем, я вольна делать все, что хочу. А я хочу остаться здесь.
– Где это «здесь»?
– Здесь, в Константинополе.
– Одна?
– Как вам сказать. Но не беспокойтесь обо мне – просто мне нужно принять некое решение.
– Какое решение?
– Оно касается Филиппа. Дело в том, что он предложил мне выйти за него замуж.
– Ну и как, вы согласились? Она покачала головой.
– Я не знаю, как поступить. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
– Но для этого не обязательно оставаться. Вы могли бы опять приехать сюда позднее.
– Я не хочу. Я хочу остаться здесь прямо сейчас.
– Но вы не можете этого сделать!
– Почему? Некоторые из сестер милосердия остаются – Грейс Карри, Бетти Грин и еще кто-то, я уж не помню.
– Это другое дело. Они – не молоденькие девушки и сами могут о себе позаботиться.
– Обо мне тоже есть кому позаботиться. Понимаете, Анна, мне необходимо остаться! Я так решила, и ничто не заставит меня изменить свое решение.
– Ах, Генриетта, – с грустью произнесла я. – Мы вместе приехали сюда, мы так долго были рядом…
– Я знаю. Мы – очень близкие подруги, но сейчас для меня есть вещи более важные. Не обижайтесь! Поезжайте домой, с вами будет Элиза. Она гораздо лучше меня…
– Не оставайтесь здесь, прошу вас, Генриетта!
– Нет, я должна.
– Но почему? Вы ничего мне об этом не рассказывали.
Она немного помолчала, а потом сказала:
– Есть вещи, о которых невозможно рассказать. Не всегда легко выразить свои чувства. Вначале мне необходимо самой разобраться в них.
– А вы всерьез обдумали то, что собираетесь делать?
– Последнее время я только об этом и думаю… Я не намерена ждать завтрашнего дня – я уеду прямо сегодня вечером.
– Я просто не верю своим ушам! Вы так меня расстроили…
– Я все откладывала момент, когда скажу вам об этом. Мне следовало бы, наверное, сделать это раньше. Но вы ведь меня знаете – если мне не хочется что-нибудь делать, я всегда сумею убедить себя, что это и не нужно. Я всегда была такой.
– Может быть, будет лучше, если я тоже останусь? Она с тревогой посмотрела на меня.
– Нет, нет, что вы! Вы должны ехать домой. С вами поедет Элиза. И потом, Анна, только подумайте, как будут рады Джейн и Полли! Да и Лили… Они наверняка заколют упитанного тельца.
– Генриетта, а вы больше ничего не хотите мне сказать?
Она покачала головой.
– Нет. Понимаете, Анна, я должна так поступить. Пожалуйста, постарайтесь меня понять. Возможно, когда-нибудь – может быть, очень скоро – я приеду к вам и все расскажу. Тогда вы поймете…
Она обняла меня. С минуту мы молча стояли и сжимали друг друга в объятиях, слишком взволнованные, чтобы произнести хоть слово.
Потом я нашла Элизу и рассказала ей то, что узнала от Генриетты.
– Я так и знала! – воскликнула она. – Было у меня такое предчувствие. Бедняжка Генриетта, она даже не представляет себе, на что идет…