Секрет для соловья
Шрифт:
– Действительно жаль. Только я должна признаться, что мне очень хотелось бы еще раз увидеть нашего таинственного доктора.
Я вопросительно посмотрела на подругу, и она продолжала:
– Я надеюсь, что вы скучаете по нему так же сильно, как и я.
– Скучаю по кому?
– По нашему «дьяволу».
Я деланно рассмеялась. Мне было очень неловко – слова Элизы не шли у меня из головы.
– Хорошо если бы ему надоел этот гарем и он вернулся наконец в госпиталь.
– Мне кажется, трудно ожидать, что такой человек, как доктор Адер, откажется от
Генриетта рассмеялась.
– Простите меня, Анна, но я ничего не могу с собой поделать. Вы глядите так строго – как всегда, когда разговор заходит о нем. И в то же время, мне кажется, что он притягивает вас так же, как и меня. Кстати, вы все еще хотите претворить в жизнь ваш план?
– Если вы имеете в виду хочу ли я разоблачить его, как собиралась, то я отвечу – да.
– И вы по-прежнему считаете, что его надо разоблачить? Но ведь мы о нем так ничего толком и не знаем. И именно это делает его таким загадочным и привлекательным. Я уверена, что он одержит верх, если мы решимся пойти на открытый конфликт.
Генриетта улыбнулась как бы про себя, а я с горечью подумала: она просто зачарована этим Адером…
Наверное, я тоже. Но у меня все по-другому. Я знаю, насколько этот человек опасен для окружающих. Видя разрушение личности моего мужа, я понимала, что винить в этом надо именно доктора Адера. Прочитав его книги, я многое узнала о нем – в них виден был мятежный языческий дух, нечто не свойственное цивилизованному человеку.
Я знала, что Генриетта может действовать очень импульсивно. Потому продолжала волноваться за мою подругу. Что если Адер вернется и заметит ее чувство к нему? Как он себя поведет – попытается воспользоваться этим? Я боялась, что да.
Надеюсь, что он никогда не вернется, твердила я себе.
А в глубине души хотела его возвращения…
К палатам примыкала небольшая комнатка, в которой хранились медицинский инструментарий и лекарства. Однажды, когда я искала нужные мне медикаменты, зашел Чарлз Фенвик. Он выглядел очень усталым. Как и все остальные врачи госпиталя, он работал очень напряженно, кроме того, его, как и их, угнетало постоянное отсутствие самого элементарного.
– Это вы, Анна! – приветливо произнес он. – Я рад, что вы тут одна, мне необходимо поговорить с вами.
– Мне кажется, мы уже так давно не говорили с вами вдвоем, – откликнулась я.
– Хотя оба наши госпиталя составляют как бы одно целое, мы почему-то редко видимся.
– Как ваши дела?
– Похвастаться нечем. Эта проклятая осада! Скорей бы уж она кончилась… Раненых в последнее время стало меньше, но зима продолжает убивать наших солдат. А еще холера, дизентерия… Они всегда были нашими врагами, более страшными, чем русская армия. Но конец все же наступит. Не могут же они держаться вечно!
– Но русские очень решительны и привыкли к страданиям. Вспомните, что случилось с Наполеоном, когда он двинулся на Москву.
– Сейчас все по-другому. Севастополь падет рано или поздно. Конечно, удивительно, что он держится так долго, но вечно это продолжаться не
– О нас? Вы имеете в виду… докторов?
– Нет, Анна. Я имею в виду вас и меня.
Я вопросительно глянула на него. Чарлз взял меня за руку.
– Я думаю о том времени, когда кончится война, и мы вернемся домой. А вы когда-нибудь думали об этом?
– Да. Иногда.
– Вы собираетесь вернуться в ваш лондонский дом?
– А больше мне некуда ехать. Мисс Найтингейл собирается начать переустройство лондонских больниц, и я была бы рада работать вместе с ней.
– Думали ли вы о браке?
– О браке? Нет.
– Я чувствую, что ваше присутствие очищает меня от всего того ужаса, который окружает нас здесь. Мне хотелось бы все забыть – запахи, кровь, страдания – словом, все то, что сейчас составляет часть нашего повседневного существования.
– Но разве все, что вы перечислили, – не непременные атрибуты профессии доктора и сестры милосердия?
– Отчасти да, но не те ужасные страдания и боль, которые мы видим здесь, не те страшные болезни, которые вызываются в первую очередь отсутствием санитарии. Истощение и незаживающие раны, которых можно было бы избежать. Переживать настоящее мне помогают лишь постоянные думы о будущем.
– Мне кажется, мы все это чувствуем.
– Я мечтаю о том, что, когда кончится война, у меня будет небольшая практика, возможно, где-нибудь в деревне… Впрочем, если вы пожелаете, это мог бы быть и Лондон.
– Я?
– Я хотел бы, чтобы вы были рядом со мной, Анна.
– Правильно ли я вас поняла?
– Думаю, да.
– Значит, вы делаете мне предложение?
– Именно так.
– Но Чарлз, я думала…
– Что вы думали?
– Я знала, что вы хорошо ко мне относитесь, но я думала, что по-настоящему вас интересует Генриетта – я имею в виду, в этом смысле.
– Конечно, Генриетта мне нравится, но люблю я вас.
– Признаться, я очень удивлена.
– Моя дорогая Анна, я люблю вас. Мне нравится ваша энергия и ваша серьезность, ваша преданность делу. Словом, я люблю в вас все! Если вы согласитесь выйти за меня замуж, как только кончится весь этот ужас, у меня появится цель в жизни, мне будет о чем мечтать…
Он взял мои руки в свои и посмотрел мне в глаза.
– О Чарлз, – только и могла вымолвить я, – мне так жаль… Я совершенно не готова к такому предложению.
Понимаю, что выражаюсь сейчас как кисейная барышня, но то, что я сказала, – правда. Мне и в голову не приходило, что вы… Я всегда считала, что вы любите Генриетту.
– Ну а теперь, когда вы знаете, как обстоят дела, что вы скажете?
Я молчала. Мне представилось, что Чарлз получит врачебную практику в деревне. Меня могла ждать новая жизни в новом доме – милом коттедже, увитом зеленью. Рядом стоит старая церковь, а вокруг нее столетние тисы, на траве сверкает роса, прелая земля источает родной запах. Тихо шумит дождь, он ласкает своими струями маргаритки и лютики… Как это заманчиво!