Секрет долголетия
Шрифт:
— Да что вы говорите!.. Это Зинка плакала… А Зинка не по мне плакала, а по вас… Ночи напролет просиживала возле вашей койки, хихикала без конца… И о чем вы там ей рассказывали, дядя Сидор, что она так хихикала?
Тот смущенно замахал рукой, жалея, что завелся с этим зубоскалом. Чего доброго, в самом деле разболтает всем, что он, вспомнив молодость, немного приударил за Зинкой…
— Не знаю, как там ваши Маруськи и Зинки, — вмешался Шмая, чувствуя, что серьезный разговор идет на убыль, — а наше начальство, видать, крепко решило добить этим летом фашистскую
— Что ты, папаша! Где ему до Москвы добраться, — отозвался Давид Багридзе. — Он и до своего Берлина не добежит. Зад свой не донесет…
— Ничего, мы ему поможем! — рассмеялся Митя Жуков, придя в себя после того, как Сидор Дубасов ошарашил его, напомнив о Марусе. В самом деле, думал он, если б не срочные дела, он так быстро ее не оставил бы. Хорошая девчина!..
Дни не шли, а летели. Весело было на огневой позиции. Ребята шутили, острили, словно предчувствуя, что таких спокойных дней уже не будет. Скоро начнется… Скоро взорвется эта необычная тишина на переднем крае и грянет буря.
Иван Борисюк все время находился впереди, на наблюдательном пункте майора Спивака. Каждый раз проверял связь и смотрел на Давида Багридзе, который возился с катушкой и телефонным аппаратом, как на свою судьбу, веря, что этот парень, если придется, не оставит его без связи ни на одну минуту.
Безмолвная лунная ночь плыла над землей. Тихо шумели хлеба. Не спалось старым солдатам, сидевшим в траншее возле замаскированных пушек.
Сидор Дубасов сегодня был необычно оживлен, взбудоражен. Может быть, в этом была заслуга санитарки Зины, на которую недвусмысленно намекал Митя Жуков? Но Шмая не вникал в подробности, считая это неудобным, и к тому же он не видел ничего зазорного в том, что девчина немного пригрела старого солдата, который уже идет с ярмарки… Друзья полулежали на траве и, прислушиваясь к тишине, вполголоса разговаривали.
Сидор Дубасов неторопливо рассказывал о родном сибирском крае, где, бывало, часто ходил на медведя… Собственно, Сидор не коренной сибиряк, его туда привела беда. Было это еще до революции, когда отец его работал кузнецом на Путиловском заводе и за участие в большой забастовке был схвачен жандармами, брошен в Петропавловку, а оттуда этапом отправлен на каторгу, в Сибирь. Следом за ним туда поехала жена с двумя детьми. Отец погиб на медных рудниках, а он, Сидор, с матерью и меньшим братишкой стали навсегда сибиряками…
В эту тревожную июльскую ночь, когда было так душно, даже рассказ о сибирских морозах и вьюгах будто освежал грудь, и Шмая, затягиваясь самокруткой, с удовольствием слушал своего друга. Но в тот момент, когда Сидор дошел до самого интересного, до того места, как он с финским ножом бросился в тайге на смертельно раненного
По боевой тревоге все бросились к своим пушкам и пулеметам.
Глядя из-под каски на небо, Шмая сказал:
— Ну, ребята, кончилась наша «академия». Кончился «курорт». Теперь держись!..
— Рано сегодня фриц начал, — вмешался Митя Жуков, прижимаясь к щиту орудия, — еще не позавтракал, а уже пошел на работу… Что-то на фрица не похоже…
Зазвонил телефон. С наблюдательного пункта Иван Борисюк приказал своим пушкарям приготовиться к бою, ждать команды…
Бой, жестокий, кровавый, начался сразу на огромном пространстве. Справа и слева — все запылало, земля содрогалась, дрожала, словно от землетрясения. А небо будто тучами покрылось в этот ранний июльский час. Но то были необычные тучи — эскадрильи бомбовозов и истребителей, которые несли смерть.
Сколько их? Тьма! Они шли ровными квадратами, змейками, словно на параде. И зловещий гул моторов все нарастал.
Но вот дружно ударили с разных сторон зенитные орудия. Между самолетами замелькали зарницы взрывов — то начали рваться зенитные снаряды. Вот вспыхнул огромный бомбардировщик и, объятый дымом, стал барахтаться в воздухе, разламываться на части, падать на землю. Второй самолет запылал, третий…
Возгласы радости прокатились по траншеям. Ликовали бойцы в своих окопах.
— Так вот, гады, как вы умеете гореть и драпать! — воскликнул в своей щели, невдалеке от орудия, Шмая-разбойник, радуясь как ребенок. Он выдвинулся из укрытия, чтобы лучше разглядеть, как горят вражеские самолеты. Но Сидор Дубасов потянул дружка за ногу, чтоб не торчал свечой, а прижался б лучше к земле.
— Погоди, батя… Рано еще радоваться… Это они только начали. Нам еще дадут сегодня прикурить… — пробасил он, лучше надвинув на голову каску. — Видал, сколько их летит?..
Батя молча спустился в щель.
Не успела рассеяться первая волна «Юнкерсов», как из-за леса показалась новая, еще более могучая волна.
— Глянь! Снова летят, гады!.. А где же наши? — встревоженно воскликнул Митя Жуков. — Почему наших истребителей не видно? Где наши?..
— Придут, когда надо будет!.. — вмешался Никита Осипов. — Там на наблюдательном пункте стоит авиационное начальство… Все видят, небось…
Над «ничейной землей» шел жестокий воздушный бой, а с той стороны, где чернел дубовый лес, ударили вражеские пушки.
Из-за густой дымовой завесы ринулись немецкие танки, сопровождаемые цепями автоматчиков…
Комбат чуть высунулся из щели, чтобы установить, куда движется стальная лавина. Хоть за войну немало повидал и его уже ничем, кажется, не удивишь, но то, что он теперь видел, превзошло все. Холод пробежал по всему телу. Он оглянулся. Рядом, прижавшись к стенке щели, стоял бледный Иван Борисюк. Он вопросительно уставился на майора, ждал, что он прикажет. Сквозь гул моторов он услышал:
— Передай пушкарям и бронебойщикам: подпустить танки поближе… Не стрелять без команды!..