Секрет Эллы и Миши

Соренсен Джессика

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Ни за что. Все, что я хочу сейчас делать — это смотреть на тебя весь день.

Она фыркает, а затем приглаживает волосы у меня на голове.

— Перестань говорить, пока не выболтал что-нибудь крайне смущающее.

Я анализирую в своей голове информацию, и не нахожу в ней ничего подобного.

— Я буду в порядке, — говорю я, вытягивая здоровую руку и находя ее ногу. Ухватившись за нее, я притягиваю её к себе так, чтобы Элла упала рядом со мной на кровать.

— Миша, — говорит она, и ее зеленые глаза так широко распахнуты, что

я вижу в них собственное отражение. — Здесь повсюду люди.

Я осматриваюсь, не видя ничего, кроме расплывчатых форм.

— Думаю, с этим нет проблем, — я шевелюсь, чтобы крепко поцеловать ее, но она дарит мне легкий поцелуй в губы, а потом отстраняется.

— Как насчет того, чтобы ты отдохнул, положив голову мне на колени? — говорит она. — И я буду гладить тебя по спине, пока ты не уснешь.

— Но что, если я проснусь, а тебя здесь уже не будет? — спрашиваю я, словно маленький ребенок, но сейчас меня это не сильно заботит.

Она поджимает губы и вздыхает.

— Я никуда не уйду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Элла садится, и я кладу голову ей на колени. Она проводит пальцами по волосам, спускаясь вниз, к спине. Я цепляюсь за нее, пока не погружаюсь в бессознательное состояние.

Элла

Миша лежит на моей кровати без футболки и возится с повязкой, которая прикрывает рану, в которую когда-то вошла ветка. Доктора не смогли зашить ее, потому что травма слишком обширная, поэтому ему нужно держать ее прикрытой и ни в коем случае её нельзя мочить, например, принимая душ. В больнице информацию о душе он воспринял несерьезно, подмигивая мне.

Прошло несколько дней с аварии. «Chevelle», точнее то, что от него осталось, было припарковано в его гараже. Когда я увидела машину при свете, то чуть потеряла сознание, поскольку глядя на неё, невозможно себе представить, чтобы в этой аварии кто-то вообще смог выжить: дверь автомобиля вдавлена внутрь, а переднее крыло полностью отвалилось.

— Останется крутой боевой шрам, — Миша оттягивает бинты от раны.

— Рада, что ты так думаешь.

Я читаю письмо, которое появилось в моем электронном почтовом ящике на следующий день после аварии. Оказывается, я получила стажировку в музее, и теперь понятия не имею, что с этим делать. Я очень хочу на эту стажировку, ведь это такая великолепная возможность, но я не хочу оставлять Мишу.

— Что ты читаешь? — спрашивает он, опуская с кровати ноги и поднимаясь.

— Ничего. Просто просматривала свои е-mail’ы, — я выключаю экран компьютера и забираюсь обратно на кровать к Мише. Облокотившись на спинку, я вытягивая ноги.

Он указывает на рисунок разбитого зеркала, висящий на стене.

— Мне он нравится. Особенно фрагмент с гитарой.

Оказалось, что часть меня, полная воспоминаний, была лучшей. И будущее, которое я не могла увидеть, пока, наконец, не отпустила все на самотек…. И свобода, которую дал мне Миша, когда отказался отпустить меня….

— Мне тоже, — соглашаюсь я. — Думаю, однажды он станет одним из моих художественных проектов.

— В нем очень много смысла, — комментирует он.

Я улыбаюсь и соскальзываю,

положив голову рядом с его.

— Знаю.

Он аккуратно перекатывается на свою сторону так, чтобы не задеть свое плечо, и теперь мы лежим лицом к лицу.

— Где ты витаешь, Элла Мэй? Даже после аварии ты была очень тихой.

Я так близко к нему, что могу увидеть темные пятнышки синего в его голубых глазах. Я была тихой, потому что в ту ночь поняла кое-что важное. На долю секунды мне показалось, что я потеряла его, и это открыло мое сердце, освободив то, что я похоронила глубоко в себе в ту ночь на мосту.

Я смотрю в его глаза, больше не боясь оказаться в них, но боясь потерять то, что они в себе несут.

— Я просто не хочу потерять тебя.

Его брови соединяются в хмурую линию, когда он опирается на локти.

— Вот из-за чего это? Из-за аварии? Я ведь в порядке, — он указывает на повязку. — Это просто крошечная царапина.

— Я знаю, что ты в порядке, — говорю я подавлено. — Но на секунду я подумала, что ты ….

— Эй, — он касается моей щеки и нежно целует. — Я в порядке. Ты в порядке. Все в порядке.

Я делаю глубокий вдох и произношу это прежде, чем окончательно осознаю происходящее и испугаюсь:

— Миша, я люблю тебя.

ГЛАВА 22

Миша

Она выглядит чертовски испуганной, ее глаза округлились, а тело дрожит, когда она произносит:

— Миша, я люблю тебя.

Прорывается моя улыбка. — Знаю, что любишь. Я знаю это с того самого дня на мосту. — Она выглядит немного запутанной, поэтому я объясняю дальше. — Когда ты попыталась уйти, я догнал тебя и отвез на наше место у озера, чтобы ты успокоилась. Когда ты угомонилась, то сказала, что любишь меня.

Ее губы открылись. — Я сказала… почему ты не сказал мне?

— Потому что хотел, чтобы ты снова сказала мне это, — говорю я. — Тогда, когда тебе стало бы получше. Кстати, это заняло у тебя достаточно много времени. — Ее губы растянулись в улыбке. Я ничего не мог с собой поделать и поцеловал ее.

Мое тело перекатилось на нее. Даже несмотря на то, что было чертовски больно, я использовал руку, чтобы поддерживать свой вес. Элла прошлась пальцами по моей спине, ее ноги раздвинулись, давая мне разрешение прижаться к ней ближе. Именно так мы делали каждую ночь последние несколько дней. Мы почти подходили к финалу, но не до конца.

Неожиданно она вырывается. — Что случилось?

Покусывая губу, она садится, и я отклоняюсь назад, давая ей побольше пространства. Элла снимает свою футболку и лифчик, бросая их на пол. Локоны ее каштановых волос падают на её грудь. Улыбаясь, я снова двигаюсь к ее губам, но она качает головой и, привстав на постели, снимает свои шорты и трусики, отбрасывая их на пол.

Я видел ее голой несколько раз за последнюю неделю, и один раз, когда нам было по шестнадцать (тогда она оставила свои занавески открытыми). Но каждый раз мой адреналин подскакивал. Элла встает на колени рядом со мной и страстно целует. Ее соски задевают мою грудь, а тело дрожит, показывая, что она нервничает.