Секрет королевы Маргарет
Шрифт:
Во взгляде сэра Филиппа на этот раз промелькнуло сомнение, которое пропало тут же, уступив место напускной серьёзности. Он склонил голову и попросил разрешение взять плащ. Роза в углу стояла бледная, как полотно. Я и сама тряслась не меньше загнанной в угол мыши. Сэр Филипп мог пойти не за плащом, а за стражей и связать нас обеих по рукам и ногам. Но… своё обещание он сдержал и уже через несколько минут стоял передо мной в чёрном плаще и наброшенном на голову капюшоне. Его одеяние смотрелось богаче моего и было вполне вместительным, чтобы спрятать меч. О том, что он прихватил вместе с ним ещё
У выхода за ворота мы решили разделиться. Роза и её свояк шли чуть поодаль. Я и сэр Филипп возглавляли процессию. Город располагался слева от замка и начинался круглой площадью с церковью посередине. Дальше шли базар, аптечная лавка и большая баня. Богатые дома, как и в современном мире, стояли ближе к центру, а, следовательно, и ближе к замку короля. По словам Сесилии, далеко не все придворные жили во дворце. Некоторые селились в городе самостоятельно, покупали жильё либо брали в аренду.
По мере отдаления дома становились беднее. Большая часть по-прежнему была двухэтажной, но в отличие от тех, что прилегали к главной площади и делались целиком из серого кирпича, эти были «половинчатыми». Нижний этаж – каменный, а верхний – деревянный.
– Не у всех хватает денег строить дом полностью из камня, – словно прочитав мои мысли, объяснил сэр Филипп. – На первом этаже располагаются мастерские, кладовые и лавки, а на втором – жилые комнаты. Если возникает пожар, то сгорают только комнаты, а мастерские остаются. Это лучше нежели, весь дом сгорит целиком.
Я кивнула и продолжила разглядывать город дальше. На перекрёстке мы зашли в булочную. Та уже закрывалась, но хозяин всё же продал нам несколько пшеничных и ржаных караваев. Парочку под плащом припрятала я, остальные, уложив в тряпичную сумку, забрал мой сопровождающий. По другой стороне улицы прошло двое бродяг неприятной наружности. Оба были навеселе, но ко мне не сунулись. Видимо, вид здоровенного плечистого мужчины, похожего на каланчу, поубавил в них прыти.
Следующий дом за поворотом тоже выглядел достаточно богато и был ярко освещён фонарями. Это меня удивило. Стоял он от центра не близко. Но зачем человеку с деньгами строить трёхэтажный особняк в километре от района трущоб? Особенно меня смутила музыка, льющаяся из окон, пьяные мужские крики и девичий смех.
– Женский дом, – коротко объяснил сэр Филипп и мягко подтолкнул меня к другой стороне улицы. Несколько мужчин, замерших на пороге «женского» дома, уже вовсю разглядывали меня, как лошадь на ярмарке. Взгляды эти доверия не внушали.
Оглянувшись, я посмотрела на Розу. Та по-прежнему шла сзади. Хмурый свояк-кузнец не отставал ни на шаг. «Надо было её отпустить, – мысленно поругала себя я. – Не стоит девчонке на такое смотреть».
– Никто не тронет ни Вас, ни её, – пообещал сэр Филипп. Я улыбнулась. Почему-то я ничуть не сомневалась в его словах.
Когда на улице окончательно стемнело, на одной из церквей зазвонил колокол. Девять часов. Час вечерней молитвы. Повинуясь голосу совести, я ровно на пять секунд прикрыла глаза и, сложив руки в молитвенном жесте, попросила у Господа вернуть нас из этого путешествия целыми и невредимыми. Сэр Филипп, идущий рядом, казалось, молился о том же самом.
Пройдя
– Матушка умирает! Матушка умирает! Миледи, прошу Вас! – причитала девочка и тянула меня за собой в дом.
В единственной комнате, освещённой крохотным огарком свечи, на узкой кровати лежала женщина, похожая на девчушку, что меня привела. Такая же сероглазая и печальная, но заметно более пышная. Не толстая, не полная, а именно пышная. И эта пышность меня смущала. Что-то не так было с её телом. И, хорошенько осмотревшись, я поняла что. То, о чём говорила Абигейл. Женщина распухла от голода.
Пройдя дальше, я выложила на стол пшеничный каравай и три золотых монеты. Дом был запущен. Женщина, вероятно, слегла уже давно. В комнате пахло мочой и немытым телом.
– У тебя ещё есть дети, кроме дочери?
Заметив деньги и хлеб, женщина заплакала.
– Сын. Колин. – И показала в самый дальний от дверей угол.
Там и правда сидел мальчишка лет девяти, похожий на мать и сестру и из всех троих самый жирный. Если, конечно, спичку чуть толще двух других можно назвать жирной. Штаны и рубашка на нём были рваные, а на коленях лежала старая, зачитанная до дыр книга. Взгляд серых глаз, устремлённых в книгу, впечатался мне под кожу намертво. Он поражал. Он завораживал. Я редко видела такие взгляды у себя на работе, но всё же видела. И это было подобно пению ангелов. Ребёнок, тянущийся к знаниям. Голодный и оборванный, но читающий. Читающий в полутьме.
– Как тебя зовут? – обратилась я к девочке.
– Бетси, – ответила та.
– Сходи за лекарем, Бетси. Покорми мать и брата. Только потихоньку. Сначала есть будет больно и тяжело, поэтому ешьте маленькими порциями, иначе хлеб станет для вас отравой.
Женщина протянула ко мне руку, и я подошла к кровати. Молодая совсем, лет тридцати не больше и вконец измученная.
– Бог послал к нам ангела, – прохрипела она. – Бог послал тебя, чтобы спасти моих детей. Я буду молиться за тебя, покуда жива.
Я не стала убирать руку и позволила сжать мои пальцы. Сил у женщины оставалось немного, но она всё равно старалась.
– Пусть Бог подарит тебе и твоему мужу много здоровых детей, – произнесла она, глядя на сэра Филипа.
Тот нахмурился, и я мигом её поправила.
– Это мой брат. И молитесь лучше за короля и королеву. Это они вам передали.
Женщина резко отпустила мои пальцы. Лицо её сделалось жёстким, а взгляд наполнился ненавистью.
– За ведьму Маргарет Мейлор я молиться не стану. Все беды от неё идут. Летом засуха, зимой морозы, у скотины приплод мёртвый. Это она ворожит и на людей болезни насылает. Но Бог всё видит. Оттого и не даёт ей младенца. Так и умрёт сухоцветом.