Секрет моей матери
Шрифт:
– Я подожду еще минутку, хорошо? – произнесла она, возвращаясь к стойке.
– «Ко всему этому»? – безжизненным тоном повторила Фиби Робертс, с громким стуком ставя солонку на место.
– Да, – отозвалась я, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Мне нужно время. Ты знаешь об этом уже несколько недель. А я узнала только вчера.
– Но…
– Извини, Фиби. Мне нужно собраться с мыслями. И вообще…
Правда ли это, – хотела сказать я, и хоть не сказала, но она все равно меня поняла.
– Да ладно тебе, Адель. Послушай, мне сорок лет. У меня хорошая жизнь. Зачем, ради всего святого, мне все это
Ее взгляд стал решительным. Официантка за стойкой отложила нож и позвала кого-то с кухни.
– Не знаю зачем, – ответила я. – Зачем кому бы то ни было появляться на пороге чужого дома и бросать в него бомбу? В годовщину смерти… Кто может так поступить?
– Ты хочешь сказать, что я лгунья? – недоверчиво переспросила Фиби. – Ты думаешь так же, как твоя сестра? И желаешь, чтобы я вас больше не беспокоила? Не беспокоила? – Фиби повысила голос. – Значит, я беспокою людей? Я даже не знала, что она умерла, иначе не пришла бы…
– Хватит на меня кричать, – ровным тоном произнесла я. – Я не называла тебя лгуньей. Мне просто нужно время, чтобы во всем разобраться. И я прошу тебя не приходить в дом к моему отцу, прежде чем я с ним поговорю. Неужели это так трудно понять?
– Да, по правде говоря, трудно. – Фиби пристально посмотрела на меня. – Ты знаешь, каково это – вдруг выяснить, что все, во что ты верила, оказалось ложью? Узнать, что твоя мать отдала тебя сразу после рождения, а потом прийти к ней в дом и услышать, что она умерла? И выяснить, что моя сестра все время была там, что меня отдали, а тебя нет? Ты можешь себе это представить? Ты, живущая в своем уютном семейном гнездышке, ты можешь представить себе, каково это? – спросила она резким голосом. – А теперь мне запрещено разговаривать с твоим отцом, потому что ты не хочешь обрушивать на него вымышленную историю о сестре-близнеце?
– Но мы с тобой не близнецы!
Не знаю, почему у меня это вырвалось, но стоило мне произнести эти слова, как я тут же закрыла рот ладонью. Мне захотелось взять их назад. Тревога, мучившая меня весь день, вылетела одним махом, оставив после себя тошноту. Фиби притихла.
За стойкой появился темноволосый мужчина в поварском халате и застыл рядом с официанткой. Они стояли, глядя на нас.
– О, господи, извини меня. Я не то имела в виду. – Я заставила себя посмотреть на Фиби и вздрогнула, увидев, что ее лицо было каменным и огорченным одновременно. – Мне ужасно жаль. Я размышляла об этом весь день и уже не знаю, что и думать. Просто все это так… тяжело, – пролепетала я. – То есть не тяжело, просто я все еще… Мне очень трудно в это поверить. Не потому, что я сомневаюсь в твоей честности, просто это так… неожиданно. Мой отец… ему очень трудно. Если бы ты его знала, ты бы поняла…
– Адель, – прервала меня Фиби. – Мы с тобой близнецы. Нас разлучили сразу после рождения. Твой отец – единственный, кто может знать что-нибудь об этом. Мы должны с ним поговорить.
– Он…
Но она не слушала меня.
– Опять же, он может ничего не знать. Может быть, его жена скрыла это от него. Думаю, она могла так поступить, хотя… – Фиби взмахнула руками, словно пытаясь что-то подсчитать.
Я изумленно смотрела на нее.
– О чем ты? Как бы она это сделала? Уехала бы в больницу, а потом вернулась с одним ребенком вместо двух? Привет,
Фиби перестала размахивать руками и удивленно нахмурилась. На миг ее взгляд задержался на мне, а затем мне вдруг показалось, что она очень тщательно подбирает слова.
– Адель, несколько месяцев до нашего рождения она провела в доме для незамужних матерей, одиноких женщин, попавших в беду. Он находился где-то рядом с Брайтоном. Должно быть, прямо оттуда она попала в госпиталь Всех Святых…
– О чем ты говоришь?
– Так было написано в маленькой тетрадке, – осторожно произнесла Фиби. – Ну, помнишь маленькую тетрадку с именами, которую я показывала вам вчера? В ней я это и прочла…
– Покажи ее мне. Немедленно. – В моем голосе появилась незнакомая твердость, и я добавила: – Пожалуйста, – просто чтобы это не звучало как приказ. Официантка и повар продолжали смотреть на нас.
– Адель, прошу тебя, успокойся, иначе нас отсюда вышвырнут.
– Покажи ее мне.
Фиби порылась в сумке и вытащила оттуда маленькую черную тетрадь. Придирчиво осмотрела стол, смахнула с него несуществующие крошки, а затем осторожно положила ее на стол. Я схватила тетрадь немного неловко. Пальцы у меня дрожали. Передо мной снова были синие чернила, аккуратный круглый почерк моей матери.
Сегодня малыши очень активны. Малыши. Вчера я не видела этой страницы. Окружность живота такая, как и должна быть. А потом, через несколько страниц, я обнаружила штамп: «Милосердные сестры», Брайтон, 12 декабря 1959 года.
– Я внимательно прочла эту тетрадку, – сказала Фиби. – Будущим матерям советуют вести что-то вроде дневника беременности или писать письма своим малышам. Это должно было облегчить им расставание с новорожденным после его появления на свет.
Я пролистала тетрадь. Фиби вздрагивала, стоило мне задеть страницу ногтем или надорвать край.
– Не понимаю. Как мама оказалась в этом месте? Она была замужем и…
– Адель, – сказала Фиби виноватым тоном, – твои родители поженились уже после нашего рождения. Мама подписывается девичьей фамилией, здесь, на последней странице, и…
– Нет.
Наконец до меня дошло, что она пыталась сказать о моих родителях и, в первую очередь, о моем отце, и решительно покачала головой. Нижняя часть моего лица онемела. Перед внутренним взором промелькнули воспоминания. Отец приходит взглянуть, как я справляюсь с обязанностями официантки, и съедает блюда, принесенные мной по ошибке, чтобы помочь мне избежать скандала. Показывает на коня, стоящего в углу шахматной доски, чтобы я его не потеряла. Аплодирует после окончания «Сна в летнюю ночь», где я играла третьего осла справа. Стоит под «Божественным циклоном» и поднимает круглолицего малыша Джаспера, как будто весело приветствуя нас. Ты справишься, Эдди. Просто не смотри вниз!
– Это невозможно, – ровным голосом произнесла я. – Ладно, я не понимаю, откуда ты взялась и почему исчезла, и моя мать… что ж, я совершенно не представляю, на что она была способна. Но отец… Мои родители были женаты. Сорок лет. У них было трое детей и дом. В прошлом году они отпраздновали рубиновую свадьбу в клубе «Ред Велвет». Мы были семьей.
Фиби открыла рот. В ее глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия, и у меня возникло желание вытащить ее из-за этого дурацкого пластмассового стола и как следует встряхнуть.