Секрет Жермены
Шрифт:
Гребец легко выпрыгнул на берег, привязал лодчонку к стволу ивы, поросшему мхом, и сказал товарищу:
– Приехали.
Он вытащил из лодки мольберт, холст на подрамнике, упакованный в бумагу, ящик с красками и складной стульчик. Прошел шагов двадцать прочь от воды и минут через пять уже выдавливал краски на палитру.
– А ты, князь, что же, останешься торчать там? – спросил он весело. – Нечего киснуть! Вылезай и иди ко мне.
Спутник, зевая, потянулся, достал из рундука [10] свернутый и стянутый ремнями мех и побрел по мокрой
10
Рундук – большой ларь (ящик) с поднимающейся крышкой, служит в основном для хранения домашних вещей, утвари, провизии.
Художник смеялся, глядя, как его приятель расстилает огромную шкуру бурого медведя и укладывается с таким видом, будто устал до изнеможения.
– Ох! Я больше не в состоянии двинуться, – сказал он нежным приятным голосом, совершенно не соответствовавшим могучему телосложению. – Право, Морис, ты делаешь со мной все, что вздумается. Вот заставил в шесть утра выехать на прогулку, разве не глупость?
Художник рассмеялся в ответ.
– Дорогой мой, ты говоришь как пресыщенный или как дикарь. Лучше открой глаза, посмотри, какая красота вокруг! Солнце так чудесно освещает рыжие стволы деревьев, сверкают бриллианты росы на травах, а какое богатство красок, смягченных воздушной перспективой. Ну как, князь Мишель? Тебе это ничего не говорит?
Молодой человек рассеянно глянул на пейзаж, потом на картину, набросанную на холсте друга, чиркнул зажигалкой, закурил и сказал:
– Решительно, твоя картина мне нравится больше.
– Ты льстишь и сам не понимаешь, что говоришь. Все же твои слова приятны, хотя ты ничего не смыслишь в живописи. Завтра я закончу работу и подарю тебе.
– Благодарю, дорогой Морис.
– Ты принимаешь?
– Нет. Твоя картина стоит пять тысяч франков как одна копейка – я ведь знаю, – и мне нечем заплатить. А дорогие подарки не принимаю, я не женщина. Будут деньги – другое дело, с удовольствием.
– Ты что, на мели?
– Совершенно. Когда ты меня сегодня встретил в четыре утра, я только что купил штаны за двести тысяч франков.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Проиграл в карты двести тысяч франков и еще четыреста под честное слово графу Мондье.
– Четыреста тысяч!
– На это не потребовалось много времени. Мондье пришел в клуб в два часа утра с лицом счастливого человека. Я подумал, что отыграюсь на нем, и продулся…
– И это все твои долги?
– А! Еще есть тысяч на двенадцать или на пятнадцать разным поставщикам, это мелочи…
– Итак, ты оказался при пиковом интересе.
– Не беда! Найду какого-нибудь еврея, тот одолжит мне любую сумму. Только придется из-за этого съездить в Россию, чтобы достать поручительство. На все это уйдет несколько недель.
– У тебя там должно быть большое состояние.
– Миллионов двадцать, наверное, еще осталось.
– Черт возьми! Изрядно! И ты все промотаешь.
– Возможно. Если бы только это меня забавляло…
– Значит, ты всегда скучаешь?
– Так скучаю, что хочется покончить с собой.
– Честное слово, ты меня поражаешь. Красив как Антиной [11] ,
11
Антиной (? – 103) – греческий юноша, любимец римского императора Адриана (76—138), обожествленный после смерти.
12
Милон Кротонский (вторая половина VI в. до н. э.) – греческий атлет, человек необычайной силы, поднимавший и носивший на плечах быка.
– Неизлечимо! И умру от этого. Я был всегда таким. Вспомни годы, которые мы провели в училище Святой Варвары.
– Правду говоришь, тебя там называли медведем.
– Так вот, с тех пор мое душевное состояние только ухудшилось.
– Это потому, что ты ничем не занят Отдайся чему-нибудь. Попробуй! Стань художником. Военным. Исследователем-путешественником.
– Слишком поздно.
– Займись чем угодно, только уйди от этой идиотской жизни, называемой светской, где полно распутниц, проходимцев, молодых бездельников, проматывающих состояния своих жен.
– Ты прав, Морис. Но для этого мне нужно было бы иметь цель в жизни, а у меня ее нет. Я думаю, это потому, что все на свете продается, а мне нечего желать.
При этих словах русский, будто устав от долгой речи, растянулся на медвежьей шкуре и начал следить за колечками дыма от папиросы, в то время как его друг ловил краткий момент, когда краски пейзажа загорелись под лучами солнца, выглянувшего из тумана на горизонте.
Молодые люди были совершенно не похожи друг на друга, разве только возрастом: они были одногодки.
Сыну офицера, погибшего под Седаном, Морису Вандолю пришлось пережить бедность в годы детства, а затем и молодости, подобно многим юношам так называемых свободных профессий.
Несмотря на то, что вдове Вандоль пришлось растить сына на скудную пенсию за мужа, она не решилась сделать из него ремесленника или торговца. Его приняли стипендиатом в знаменитое училище Святой Варвары как сына бывшего выпускника. Он проявил там большие способности и продолжил образование в Школе изящных искусств; рано отступил от академической рутины и пошел по собственному творческому пути, отчего его талант быстро развился; Морис стал почти знаменитым, в то время как его сокурсники все еще занимались писанием устаревших академических картин на древнегреческие, древнеримские и библейские сюжеты.
Начало его творческого пути было трудным, но потом пришел успех. Морис нашел свой путь в искусстве, но не почил на лаврах, как часто бывает с художниками, рано достигшими известности. Он работал со страстью.
Среднего роста, хорошо сложенный, сильный и ловкий, Морис любил заниматься разными видами спорта; красивый лицом, с каштановыми волосами и бородкой и с живыми серыми глазами, всегда веселый и очень остроумный, он был, как говорится, душой общества и притом весьма любящим сыном.