Секретная битва
Шрифт:
Вот только генерал Головин и его сотрудники тут были ни при чем. Это не они заблаговременно доложили командованию полные и достоверные сведения о танке, а простая пехота подбила и вытянула его с поля боя. То, что можно было бы поставить в заслугу Жукову, шло в минус при оценке работы Головина. Зачем тогда вообще нужна разведка, если все необходимые сведения может добыть пехота в открытом бою?
Головин очень тяжело переживал эту свою неудачу. «Ну что ж, Коля, — подумал Головин, — второго прокола я тебе не прощу. Черт с ней, с этой рудой. Война все равно идет к нашей победе.
Утреннее сообщение 1 мая
В течение ночи на 1 мая на фронтах существенных изменений не произошло.
Вечернее сообщение 1 мая
В течение 1 мая на фронтах существенных изменений не произошло.
30 апреля частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено не менее 20 немецких автомашин с войсками и грузами, взорвано 2 склада боеприпасов, подавлен огонь 6 артиллерийских батарей, рассеяно и частью уничтожено до роты пехоты противника.
1 мая 1943 года. Стокгольм, Швеция
Коля тосковал.
Три месяца назад он снова соприкоснулся с настоящей войной. Не той, что велась в высоких кабинетах на картах и за дипломатической перепиской, а «в поле», то есть в самом откровенном и мерзком ее проявлении.
С трупным смрадом, гноем ран и стонами угасающих людей.
Одно дело — стоять возле своих артбатарейг посылающих снаряды за горизонт, когда каждый залп восторгом отдается в груди. «Еще один шаг к победе!» Совсем другое — наблюдать, какое действие производят эти снаряды за горизонтом.
Коля был там, под Сталинградом. Больше того, он был окружен вместе с Шестой армией. Видел голодающих, слабеющих немцев, сам голодал и слабел вместе с ними, но хотел он и сейчас и тогда только одного.
Он хотел идти в составе танковой колонны на Калач. Хотел быть в группе прорыва. Ну, пусть его не пустили бы на танк. Он был согласен тянуть связь вслед за наступающими войсками, лишь бы не сидеть тут, в тишине и уюте, а своими руками приближать разгром немцев. Его товарищи по дивизии, наверное, уже полками командуют. Сарафанов — тот вообще поди целой армией, а он, капитан Осипов, в Стокгольме бока пролеживает. Кому вообще нужна эта руда? Не сегодня-завтра наши танки войдут в Берлин, а он остается на обочине глотать пыль, поднимаемую гусеницами танков и сапогами пехоты.
Тоска.
И никакой надежды на перемены. «Глобус» дважды в неделю подтверждает прием информации по руде, значит, Москве нужна эта информация. А значит, сидеть Коле Осипову в Стокгольме до нашей победы, а может, и того дольше.
Кто знает?
Бизнес хирел.
«Говорящие будильники Неминена» уже не вызывали ажиотаж своей новизной. Их перестали покупать. Постепенно конкуренты оттерли Тиму Неминена и от подрядов в порту. Коля спокойно посмотрел и на это. Заказов становилось все меньше, работники стали один за другим увольняться. Колю и это не огорчило.
Он тосковал.
Анна была забыта. Наивная девушка вряд ли могла понять чувства
Стали кончаться деньги, но и это мало тревожило беспечную мордовскую душу.
Первое мая Коля решил отметить тем, что не стал вставать с постели. Время шло к полудню, а Коля лежал, глядя в потолок, и ему лень было даже вскипятить чай.
Ровно семь лет тому назад лежал он на широком брезентовом плаще посреди Среднерусской возвышенности, окруженный коровами и ранними шмелями, и в голове его шумела самогонка.
До чего же хорошо было до войны!
— Come on, come on! Bring it in! — звякнула колокольчиком входная дверь, и властный голос загудел в его мастерской.
Коля выглянул из спальни. В мастерскую входили три крепких элегантно одетых господина.
Двое волокли какой-то тяжелый ящик, третий, очевидно старший, подошел к просторному рабочему столу, отодвинул паяльники, детальки и пружины и скомандовал:
— Put on, gentlemen. Thanks. You may have a rest. Wait for me outside.
Двое закинули ящик на расчищенное посреди стола место и вышли на улицу. Оставшийся джентльмен снял шляпу и повернулся к Коле.
Штейн!
Коля обрадовался, но лишь на секунду. Следующей его мыслью было арестовать изменника родины Штейна, но он вспомнил, что оружия у него нет никакого, кроме молотков и отверток, а на улице Штейна ждут двое крепких ребят, которые будут волноваться…
— Олег Николаевич! — только и сказал Коля.
— Он! — радостно подтвердил Штейн и обнял Колю. — Как ты тут без меня? Рассказывай.
— А что рассказывать?
— Все. Начиная с того дня, как я ушел от тебя.
Коле очень хотелось рассказать именно все. Про задание Головина открыть секрет немецкой танковой брони, про то, как он провалил это задание и сейчас ничего хорошего для себя не ждал, про то, что дела в фирме с каждым днем идут все хуже, что ему не хочется заниматься бизнесом, а хочется на фронт, бить немцев. Особенно Коле хотелось рассказать про свою недавнюю поездку в Россию под видом немецкого коммерсанта, про свадьбу русской девушки и немецкого солдата и про разговор с председателем колхоза в Ирининых Ключах. Хотелось спросить того, кому он доверял и кого уважал: «Что же это, Олег Николаевич, сделалось с нашими советскими людьми? То ли наваждение на них нашло, то ли они дурманом опились, но никто не хочет защищать советскую власть, а если и есть такие люди, то я не встречал их. Полгода прожил на оккупированной территории, но ни одного партизана или подпольщика не встретил. Где же они все прячутся? Почему никак себя не проявляют?»
Коля хотел о многом рассказать Штейну и получить ответы на множество вопросов, но в его голове щелкнул тумблер «Бдительность», и он ответил:
— А мне с изменниками родины разговаривать не о чем!
— Ух ты! — восхитился Штейн. — Прямо как на партсобрании. Будто дома побывал.
— Дома вам делать нечего. У вас, Олег Николаевич, нет больше дома!
— По-твоему, я живу на улице?
— Вы исключены из партии, в отношении вас имеется приговор суда, и за вами охотится чистильщик.