Секретная зона: Исповедь генерального конструктора
Шрифт:
— Собирайтесь, поедете со мной на объект. Там уже один капитан сидит на гауптвахте за объявление ложной тревоги, и вы сможете составить ему хорошую компанию, — с напускной строгостью встретил Рябиков Остапенко.
На объекте в кабинете главного инженера провинившийся инженер-капитан подтвердил, что он видел на экране отметку цели, которая то появлялась, то исчезала, но он уверен, что это была настоящая отметка от самолета-нарушителя. Он видит свою ошибку в том, что Долго присматривался к экрану и объявил тревогу с включением передачи данных на вышестоящий
— А вы включали фоторегистрацию? — спросил Остапенко.
— Не помню.
Проверка показала, что фоторегистратор сработал, и зарегистрированные им отметки после нанесения на планшет штриховыми отрезками выстроились в четкую прямую линию в направлении на Москву.
— Почему же сигнал такой рваный? — спросил главный инженер.
— Потому что самолет шел на большой высоте, у изрезанной кромки антенного луча. Но самолет был, — ответил Остапенко.
— Значит, самолет был вне зоны ответственности станции, — как бы оправдываясь, отметил главный инженер.
— Нет, товарищ полковник, это станция оказалась вне вашей личной ответственности, — отрезал Рябиков. — Выходит, что он, стервец, побывал над Москвой. Сошло безнаказанно, — значит, прилетит еще. Придется вам, Николай Кузьмич, остаться здесь на несколько дней, помочь товарищам подкараулить кузькиного сына.
— Но ведь я — тоже кузькин сын? — пошутил Остапенко.
— Ты от другого Кузьки.
Караулить пришлось недолго. На экране радиолокатора повторилась та же картина, но на этот раз по тревоге своевременно включились все радиолокаторы московской, а затем ленинградской ПВО. По их данным был прочерчен маршрут самолета-нарушителя: на Москву, затем на северо-запад через Боровичи, Ленинград и дальше за финскую границу.
Узнав об этом, разгневанный Хрущев вызвал к себе Главкома ВВС, Главкома ПВО и Рябикова.
— У меня к вам, уважаемые главкомы, только один вопрос: почему не сбили?
— Очень большая высота, Никита Сергеевич. Поднимали истребители, они видели нарушителя, но добраться до него на высоте не смогли, — ответил Главком ВВС. Его поддержал маршал артиллерии, замещавший отсутствующего в Москве Главкома ПВО.
— А зенитная артиллерия? Зенитные ракеты? Вы же сами принимали их на вооружение, ордена получали.
— Для зенитной артиллерии это выше всякого их потолка. Что же касается зенитных ракет…
Маршал замялся, и вместо него на вопрос Хрущева ответил Рябиков:
— Система С-25 запросто сняла бы этого нарушителя.
— Но система С-25 находится на опытном дежурстве, — оправдывался маршал артиллерии.
— А что такое — опытное дежурство? — спросил Хрущев.
— На стартах боекомплект ракет обозначен несколькими изделиями без заправки горючим и с весовыми макетами вместо боевых частей…
— При таком опытном дежурстве вы действительно наберетесь опыта продежуривать вражеские самолеты. Приказываю немедленно заступить системой С-25 на боевое дежурство и доложить об этом в Президиум ЦК. А с авиацией, видно, придется
Выходя из здания Совмина, Рябиков ехидно бросил насупившемуся маршалу артиллерии:
— Товарищ маршал, поздравляю с боевым дежурством. И скажите спасибо дяде Туайнингу, — командующему ВВС НАТО, — за то, что помог вашим войскам расстаться с потешным дежурством.
По вопросам авиации Хрущев собрал широкое совещание с участием конструкторов, министров и военачальников. Во вступительном слове он вспомнил одну из своих бесед с иностранными корреспондентами в Лондоне, где он был по случаю коронации Елизаветы Второй. Ответив на вопросы корреспондентов, он сказал:
— А теперь вы ответьте на мой единственный вопрос: почему ваши самолеты летают над территорией СССР? Что им там нужно?
В ответ корреспонденты из стран НАТО дружно расхохотались. И этот смех прозвучал как наглый вызов: а вы, мол, сделайте так, чтобы не могли летать.
— А что изменилось в этом деле с тех пор? — продолжал Хрущев. — Если раньше самолеты-нарушители летали над Закавказьем и Прибалтикой, то сейчас начали среди бела дня летать над Москвой, и наши истребители, оказывается, не могут их достать. Что же это такое творится с нашей авиацией, которая, как говорят, летает выше всех, дальше всех и быстрее всех? — спросил Хрущев.
Министр авиационной промышленности понял, что этот вопрос к нему.
— Такой трюк, не имеющий никакого военного значения, сделать нетрудно. Снять с самолета все, что можно, взять в обрез горючего, раздеть летчика до трусов…
— Насчет летчика в трусиках в стратосфере — это вы оставьте для другой компании, — оборвал министра Хрущев. — Вы рассуждаете о военной стороне дела, но не понимаете ни военного, ни политического значения того факта, что чужой самолет, как у себя дома, летает над Москвой.
Немного поостыв, Хрущев продолжал:
— А что скажут по этому вопросу наши прославленные конструкторы? Например, товарищ Яковлев?
— Наши истребители не хуже американских как летательные аппараты, но их параметры сводятся на нет весами и габаритами бортовой радиоаппаратуры, — начал А. С. Яковлев. Далее он рассказал о ведущихся в его КБ новых разработках, иллюстрируя свой доклад таблицами, графиками, плакатами. Но выступивший затем военный тоже на плакатах и таблицами доказывал, почему предлагаемые Яковлевым характеристики новых машин не устраивают ВВС. Хрущев подытожил оба выступления следующим образом:
— Мне говорили, но как-то не верилось, что авиаконструктор Яковлев стал больше работать на детиздат, чем на авиацию. Теперь я вижу, что Александру Сергеевичу пора окончательно определиться в этом вопросе. Да, товарищ Яковлев, нам нужны не вот эти ваши плакаты, а самолеты, которые закрыли бы наше небо от любых нарушителей.
И все же в выступлениях почти всех остальных ораторов на этом совещании подчеркивалось, что наша самолетная радиоаппаратура намного хуже американской по весам, габаритам и энергопотреблению. Выступивший по этому вопросу министр Калмыков сказал: