Секретное оружие третьего рейха
Шрифт:
Вообще побочные результаты работы ядерщиков интересовали многих. Промышленность нуждалась в мощных источниках нейтронов для неразрушающих испытаний материалов; медицина – в радиоактивных изотопах и знании биологических и генетических последствий излучения; авиация – в новых люминесцентных красках, и даже почтовое министерство ожидало каких-то выгод от работ, которыми занимался изобретательный искатель «спонсоров» Арденне. Кстати, в октябре 1942 года в почтовое министерство обратились представители ракетного полигона в Пенемюнде. Их интересовало, может ли ядерный реактор стать ракетным двигателем.
Лучше обстояли дела с оборудованием.
Появились и трофейные приборы: так, из Харькова немцы вывезли импульсный генератор и генератор Ван-де-Граафа (правда, оба они были повреждены).
Двадцать четвертого ноября профессор Эзау обратился к новому начальству с предложением централизовать все работы по «урановому проекту». Профессор Рудольф Менцель, один из помощников Геринга, втолковывал своему шефу: урановыми исследованиями занимаются все ведущие физики мира и особенно усиленно – американцы. «Эта проблема настолько важна, что пренебрегать ей нельзя даже во время войны. Вдобавок некоторые ее побочные аспекты имеют непосредственное военное значение».
Менцель предложил Герингу назначить профессора Эзау своим «уполномоченным по ядерной физике». Пусть Эзау и не физик-ядерщик, он все же хорошо разбирается в этой науке, но, главное, он – нейтральная фигура. «А это важно, – подчеркивал Менцель, – поскольку из-за того, что ряд специалистов по ядерной физике наделены „чувствительностью мимозы“, нам едва ли удалось бы избежать дрязг и склок, если бы рабочую группу физиков возглавил какой-либо именитый ученый».
В вермахте, как и в почтовом министерстве, действительно, ценили Эзау. Но в общем-то ни он, ни Менцель не пользовались популярностью ни среди ученых, ни в других кругах, причастных к нашей истории. Так, рейхсминистр Шпеер совсем не замечал старательность служаки Эзау. Находились и другие недоброжелатели. Стоило Менцелю порассуждать о «мимозной чувствительности» ученых, как на стол Геринга легла анонимка, разъяснявшая маршалу весь тот вред, что причинил физике Менцель.
«В физике… сегодня всем заправляет кружок лиц, которые когда-то сплотились вокруг Эйнштейна и его теории относительности… Показателен… захват шефом этого теоретизирующего направления, Гейзенбергом, Института физики имени императора Вильгельма, бывшего поприщем бесспорно крупнейшего экспериментатора – профессора Дебая». Менцель, продолжал строгий невидимый критик, безо всякой причины изгоняет из институтов старых, проверенных «партайгеноссе», которые вот уже двадцать лет сражаются с Эйнштейном. Самое же худшее – это поощряемая им «грандиозная афера с мнимой урановой машиной».
Однако «тайный советник вождя» опоздал. Геринг уже подписал приказ о назначении профессора Эзау руководителем всего немецкого «уранового проекта».
… Я назначаю Вас моим уполномоченным по всем вопросам ядерной физики и прошу Вас уделить особое внимание следующим вопросам:
1. Продолжение работ в области ядерной физики с целью полезного использования ядерной энергии урана.
2. Изготовление люминесцентных красок без применения радия.
3. Изготовление мощных источников нейтронов.
4. Исследование мер безопасности при работе с нейтронами.
Хайль,
Тем не менее весь следующий год немецкую физику лихорадило – слишком много врагов было у Эзау. Люди с «чувствительностью мимозы» все больше погрязали в дрязгах и склоках вместо того, чтобы подчинить свои силы, волю единой цели. Реорганизация принесла только вред.
Беды арийца Эзау начинались с его внешности, выдававшей его крестьянские корни, с его манеры говорить, в которой легко угадывалось провинциальное восточнопрусское происхождение. Этого «крепыша с мощным, крестьянским черепом» (как отозвалась о нем одна из газет) легко было принять за какого-нибудь «свинопаса из-под Кенигсберга». Однако внешность обманывала. Он был хорошим специалистом по высокочастотной технике – но… не ядерщиком.
Вскоре выяснилось, что Эзау, хотя и ревностно старался соответствовать новому, импозантному титулу, дарованному ему рейхсмаршалом, – «уполномоченный по ядерной физике», – все же испытывал к урановым реакторам мало почтения. Так, он однажды сказал Хартеку, что снабдит его всем, что тот требует, но пусть только Хартек сперва построит реактор и покажет ему – «с помощью обычного термометра», – что температура повысилась хоть на одну десятую градуса.
Незадолго до своего назначения Эзау вообще поговаривал о том, что весь проект надо прикрыть, как явствует из дневниковой записи доктора Эриха Багге от 4 декабря 1942 года:
«Совещание в канцелярии президента Физико-технического общества, государственный советник Эзау. Со стороны физиков присутствуют Дибнер, Баше, Клузиус, Хартек, Бонхеффер, Вирц и я. Химики Альберс, Шмиц-Думонт и еще один, третий, доложили о результатах своей работы по изготовлению парообразных урановых соединений [10] . Эзау намечает меры по сокращению работ в январе и феврале 1943 года».
Очевидно, он считал, что решение этой проблемы никак не способствует успеху в войне. А наука должна быть экономной!
10
ученые все еще искали замену, пресловутому гексафториду урана – прим. ред.
В Обществе имени императора Вильгельма, объединявшем академические институты, назначение Эзау тоже встретили раздраженно. Альберт Шпеер доверял мнению ученых и потому с неприязнью относился к «выскочке и выдвиженцу». Вообще в конце 1942 года Шпеер ясно выразил свое отношение к ядерной физике. Он присудил институтам, которые возглавляли Гейзенберг, Боте, Ган и Раевский, вожделенную «степень срочности» DE. В то время даже такие секретные проекты, как работы над ракетными снарядами «Фау-1» и «Фау-2», не получили эту престижную категорию.
Четвертого февраля 1943 года председатель Общества имени императора Вильгельма, доктор Альберт Феглер, пригласил к себе Эзау и Менцеля. Он предложил им «определиться», какими работами в области ядерной физики займется его общество, а какими – Эзау. Как видно, Феглер вовсе не хотел терять именитых ученых, работавших у него в Институте физики в Далеме, и в этом упрямстве его ободрял Шпеер, обещавший любую поддержку: деньгами, сырьем, оборудованием.
Однако этот «раздел физики» не принес облегчения соперникам. Через несколько недель они снова встретились, чтобы судить, да рядить, да согласовывать.