Шрифт:
Annotation
Скажи мне, как ты относишься к Сталину, и я скажу, кто ты.
Владимир Прудков
notes
1
Владимир Прудков
СЕКРЕТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ СТАЛИНА
До 1917 года профессиональный революционер Иосиф Джугашвили пользовался большим
Прохладным августовским вечером Сталин сидел в кремлёвском кабинете и читал книгу. Споткнувшись на какой-то фразе, задумался. Его рука потянулась к пеналу, из которого торчали разноцветные, остро отточенные карандаши. Выбрал красный и подчеркнул текст. Секретарь доложил, что записанный на приём Ягода, Генрих Григорьевич, явился.
— Пусть войдёт.
— Здравия желаю, — с порога поприветствовал нарком внутренних дел. Он был в новом маршальском мундире, свежевыбритый, пахнущий французским одеколоном, со щегольской щёточкой усов под носом.
— И вам здравствовать, — благожелательно отозвался вождь. — Садитесь, пожалуйста.
Народный комиссар внутренних дел, видя, что у Сталина хорошее настроение, позволил себе пошутить:
— В нашем ведомстве, товарищ Сталин, лицам, которые вне подозрений, принято говорить: «присаживайтесь».
— А, понял намёк. В таком случае, присаживайтесь, товарищ Ягода.
Нарком присел по другую сторону стола. Мельком глянул на массивную стеклянную чернильницу и подумал, что такой штукой, в случае чего, и череп проломить можно. А вообще же на столе и вокруг ничего необычного не было. Да и сам вождь, как всегда, был в своём обычном, застёгнутом доверху полувоенном кителе, который супротив новенького маршальского мундира наркома выглядел так, будто пиджак оборванца супротив сюртука джентльмена. И пока вождь молчал, продолжая перелистывать страницы, Ягода перелистывал свои мысли: «Аскет? На самом деле? Или роль на себя такую взял? А может, настолько вошёл в роль, что аскетом и сделался?»
Хозяин кабинета потянулся за трубкой. Ягода дождался, пока он раскурит, и, показывая своё рвение, спросил:
— Какие будут распоряжения, Иосиф Виссарионович?
— Погодите с распоряжениями. — Сталин неторопливо отложил книгу названием вниз.
— А что за книжку вы читаете? — осмелился спросить нарком.
— Не читаю, а перечитываю. Я ознакомился с этой книгой ещё в Туруханске. На досуге, который предоставил мне реакционный царский режим.
— Наверно, что-нибудь из работ Владимира Ильича?
— Первая ваша попытка угадать — неудачна.
— Наверно, Карла Маркса штудируете?
— Опять мимо. Ладно, не буду вас напрягать. Меня на беллетристику потянуло. На «Братьев Карамазовых» я запал.
— А, сочинение Достоевского. Судя по фамилии, автор по происхождению поляк, — осмелился сделать эвристическое предположение нарком.
— Может по происхождению и поляк, но при том всю жизнь оставался русским великодержавным шовинистом.
— Он у нас и сейчас негласно
— Знаю, — кивнул Сталин. — Но мне-то, быку, вы позволите заглядывать в его сочинения? — И, увидев изумление на лице своего соратника, не понявшего замечания, укоризненно покачал головой. — Эх, товарищ Ягода… Университетов вы, конечно, не кончали.
— Нет, с юности в революционную борьбу включился.
— Ну, тогда не удивительно, что не знаете замечательного афоризма про быка и Юпитера.
— А, простите, могу я его услышать из ваших уст?
— Пожалуйста. Что позволено быку, то не позволено Юпитеру.
— В первый раз слышу! — живо откликнулся нарком. — И при случае непременно воспользуюсь.
Схитрил. Такой афоризм он слышал. Только вождь употребил его с точностью до наоборот. И кто знает, зачем перевернул. Не сразу поймёшь, как реагировать. Лучше уж умолчать и прикинуться безграмотным.
— А про что книга, товарищ Сталин? — спросил с неподдельным интересом.
Вождь не спешил отвечать, раскуривая трубку, и Ягода неприметно разглядывал кабинет. Аскетизм проглядывал во всей обстановке.
— Всё про то же, — наконец, заговорил Сталин. — Ведь все умные люди, товарищ Ягода, в сущности, озабочены одним вопросом.
— Каким вопросом?.. Вы уже подскажите мне.
— Как рай на земле устроить. Остальное неинтересно и непродолжительно. Вот вы мундир со звёздами надели. Со временем он истлеет. А вы ещё раньше отойдёте в горний мир, — Сталин встал и прошёлся по кабинету, продолжая говорить неторопливо и размеренно. — Разумеется, свой воображаемый рай они называли по-разному. Один деятель, впоследствии сошедший с ума, назвал его городом Солнца, другой — страной Утопией. Наши революционные демократы видели их в виде хрустальных дворцов. А мы с вами называем коммунизмом. Замечу вам, товарищ Ягода, что и методы достижения рая предполагались самые разные. Зачастую наивные, ненаучные, без марксистского подхода… Вы с работами Льва Николаевича Толстого знакомы?
— Не достаточно хорошо. Он по нашему ведомству не проходил, — торопливо ответил нарком.
— Ну, ещё бы! Не дожил, бедняга, да нашего славного времени. В своём последнем романе «Воскресение» он предлагает достичь рая на Земле с помощью всеобщего и обязательного для всех чтения «Нагорной проповеди». Я, когда читал, это место пометил синим карандашом.
— Синим? — переспросил Ягода. — И что сие означает?
— Означает моё несогласие с высказанной мыслью. На полях я начертал «Ха-Ха»… Кстати, вы с «Нагорной проповедью» знакомы?
— Наслышан в общих чертах, — замял нарком и попытался оправдаться: — Я ведь в духовной семинарии не обучался.
Сталин нахмурился, и Ягода, вспомнив, что сам вождь-то в семинарии учился, подумал: «Ой, напрасно я ляпнул!». Желая исправиться, добавил:
— Я ведь с сознательных лет член ВКПБ и по своим убеждениям воинственный атеист.
— Ну-ну, верно. У нас свои методы построения хрустальных дворцов. А вот этот товарищ, — Сталин трубкой указал на книжку, — даже слезинку ребёнка пожалел заложить в их фундамент.