Секретные дела Холмса
Шрифт:
Замерев на секунду по стойке смирно, барон отвесил мне легкий поклон. Я тоже поднялся с кресла, правда, но так изящно, как барон, с улыбкой на лицо и со скрытой усмешкой наблюдая за комедией, которую мы оба разыгрываем. Каким дьявольским коварством надо обладать, чтобы еще и поздравлять тех, кто решил вложить деньги в его мошенническое предприятие!
— А теперь, — воркующим голосом проговорил барон, дружески взяв меня под локоть и подводя к столу у окна, — нам необходимо покончить с некоторыми формальностями, сэр Уильям. Если вы ничего не имеете против того, чтобы внести
Я подписал банковский чек на пятьсот фунтов стерлингов, и барон извлек из ящика письменного стола пергаментный свиток, на котором под каллиграфически выведенным затейливой вязью названием «Нидерландско-Суматрийская компания» красовалась эмблема этой компании в виде золотого орла с распростертыми крыльями. Мопертюи единым росчерком пера оставил свою подпись. Затем мы обменялись документами с торжественностью глав двух государств, передающих друг другу экземпляры важного международного договора.
— Вы не пожалеете об этом, сэр Уильям, — заверил барон. — Обещаю, что через год, когда в моей лаборатории в Гааге мы развернем производство алмазов величиной в один и даже в два карата, стоимость ваших акций многократно превзойдет начальную. Что же касается алмазов, то сейчас вы получите возможность своими глазами убедиться в их превосходном качестве.
Оставив меня у стола, барон пересек комнату и скрылся за дверью, ведущей в спальню, тихо притворив за собой дверь. Очень быстро он вернулся, но никаких признаков, позволивших бы мне определить, где именно барон хранит краденые алмазы, я не обнаружил. Их просто не было, этих улик-признаков: ни складок на брюках, ни пыли на рукаве, ничего. В одной руке у барона был замшевый мешочек, стянутый шнурком, в другой — футляр для ювелирных изделий из синего бархата с вытесненной на крышке эмблемой: «Нидерландско-Суматрийская компания».
Положив мешочек и футляр на стол, барон извлек из нагрудного кармана платок и расстелил его на столе. Затем, развязав мешочек, он высыпал на квадрат из синего шелка его содержимое. Камни легли небольшой горкой, переливаясь на ярком свете, лившемся из окна.
— Не правда ли, они великолепны? — тихо спросил он, почти благоговейно касаясь алмазов пухлым пальцем. — Какая игра! Какой блеск! А ведь они еще без огранки! Представьте себе, сэр Уильям, что они огранены, отполированы и вставлены в ожерелье, украшающее шею прекрасной женщины! Они засверкают и заиграют, как созвездие на небе! А теперь выбирайте, мой дорогой сэр! Любой камень, который вы выберете, будет вашим.
Он мягко провел рукой по алмазам, разровняв их в один слой, отчего каждый камень брызнул ослепительно яркими огнями. Должен признаться, что напряжение момента и магия, с которой барон обставил инвестирование своего мошеннического предприятия, невольно захватили меня, хотя я, как мне казалось, был основательно подготовлен и не забывал ни на миг, что все это — не более чем тщательно продуманное надувательство.
Весьма неуверенно я указал на один из камней, который, как мне казалось, сверкал ярче других.
— Великолепный выбор! — одобрительно воскликнул барон. —
Подхватив выбранный мной камень лежавшим наготове пинцетом, барон ловко вложил его в синий бархатный футляр, выложенный изнутри белым шелком, и, снова поклонившись, вручил его мне.
— Для меня было высокой честью познакомиться с вами, сэр Уильям, и приветствовать вас уже как одного из акционеров «Нидерландско-Суматрийской компании».
Церемония была окончена. Через несколько мгновений я должен был покинуть номер, и всякая возможность выяснить что-либо о том, где барон хранит алмазы, казалась мне навсегда утраченной. А Холмс так рассчитывал на мою помощь! Я не справился с порученным делом, и от этого горького сознания охватившее было меня чувство возбуждения сменилось глубокой апатией и разочарованием. Я с трудом удерживал на лице вежливую улыбку.
Мы пожали друг другу руки, и когда я повернулся к дверям, то случайно снова бросил взгляд на алмазы, лежавшие на столе. Ясно, что как только я уйду, барон соберет их в замшевый мешочек и спрячет в укромном месте, которое мне так и не удалось обнаружить. И только тогда, в последний момент, я обратил внимание на замшевый мешочек рядом с алмазами. Раньше я его просто не замечал. Ничего необычного в нем не было, разве что крохотное ржаво-коричневое пятнышко возле самой горловины.
Но едва я разглядел это пятнышко, как барон снова взял меня под локоть и открыл дверь. Мне не оставалось ничего другого, как распрощаться и уйти.
III
Вернувшись на Бейкер-стрит, я застал Холмса расхаживающим взад и вперед по комнате в состоянии сильного нервного возбуждения.
— Ну как, Ватсон? — нетерпеливо спросил он, едва я переступил порог.
— Боюсь, что мне почти ничего не удалось узнать, Холмс, — признался я с тяжелым сердцем.
— Сколько времени он пробыл в спальне?
— Около полутора минут.
— Это значит, — прокомментировал Холмс, и лицо его немного просветлело, — что тайник с алмазами должен быть легко доступен. Слышали ли вы что-нибудь?
— Ни звука.
— Заметили ли вы что-нибудь необычное в его внешности?
— Боюсь, что ничего.
Холмс опустился в кресло у камина, и лицо его снова помрачнело.
— За исключением, может быть... — начал я неуверенно.
— За исключением чего?
— Сущего пустяка, мелочи, о которой вряд ли стоит упоминать.
— Позвольте мне судить об атом! Что именно вы имеете в виду?
— Крохотное пятнышко на мешочке, в котором хранились алмазы.
— Пятнышко? Какое пятнышко?
— От чего оно, не знаю. Совсем крохотное пятнышко, Холмс, с горчичное зернышко, не больше.
— Какого цвета?
— Коричневое.
— Светло-коричневое? Темно-коричневое? Ну же, Ватсон, не тяните! Говорите точнее!
— Темно-коричневое.
Холмс вскочил с кресла и снова принялся расхаживать по комнате, сосредоточенно нахмурив брови и нервно стискивая руки. На ходу он бормотал себе под нос: