Секретные материалы: Хочу верить
Шрифт:
— Нарушение метаболизма липидов и резко сниженный уровень ферментов, — подсказала доктор Дана Скалли.
Все глаза, в том числе говорящей головы с экрана, обернулись к эффектной рыжеволосой женщине в белом халате. Длинные тициановские пряди спадали на плечи. Чертами красивого лица Дана Скалли напоминала гибсоновскую девушку начала двадцатого века, но в первом десятилетии века двадцать первого эта миниатюрная изящная женщина лет сорока была уважаемым врачом. Зеленовато-голубые глаза смотрели на монитор
— Верно, — сказала женщина на экране. — Совершенно верно.
— Оба признака указывают на лизосомную болезнь накопления.
— Именно так. — Докторша на мониторе выглядела несколько обескураженной. — Вы лечащий врач этого мальчика, доктор… э-э?..
— Скалли, Дана Скалли.
— Да-да, доктор Скалли. Вы проводили исследования функции лизосом?
— Мне казалось, результаты всех исследований приложены. Должно быть все.
Докторша на экране зашелестела бумагами. Она что, невнимательно смотрела? — подумала Скалли.
— Я опасаюсь, — начала Скалли ровным голосом, стараясь не показать, как раздражает ее этот высокооплачиваемый консультант, — что это дегенеративное заболевание мозга второго типа… вроде болезни Сандхоффа.
Хотя Скалли не было нужды смотреть, но вся информация была у нее под рукой — в блокноте, где она на внутренней стороне обложки приклеила фотографию пациента, Кристиана Фирона. И каждый раз, когда ей нужны были сухие медицинские факты, она сперва видела веселое улыбающееся лицо шестилетнего мальчишки. И подпись под фотографией: «Доктору Скалли — с любовью. Кристиан».
— Меня беспокоит, — сказала Скалли, — что у моего пациента ферменты не вымывают липиды из мозга, что приводит к атрофии и…
— Если вы подозреваете болезнь Сандхоффа, — перебило ее лицо на экране, — то стоит посмотреть уровень гексозаминидазы…
— Естественно, я это уже сделала. Я ищу тактику лечения, доктор.
— Для болезни Сандхоффа тактики лечения не существует.
Ответ доктора со спутникового канала прозвучал резко и даже холодно. Не на этот ответ рассчитывала Скалли от столь ценимого консультанта. На миг слетела ее профессиональная маска, и показалась просто женщина, которой не наплевать.
Но лицо на экране никакой эмоциональной реакции не дало, а лишь добавило с некоторой едкостью:
— Но я уверена, что если бы лечение существовало,вы бы обязательно сообщили мне о нем, доктор Скалли.
Так себя не ведут, но Скалли не отреагировала. Такие мелкие чувства, как желание напомнить электронной гостье, что консультация подразумевает взаимную вежливость, а подобное столкновение самолюбий демонстрировать не подобает, ей абсолютно были сейчас чужды. Ощущение у нее было, как от удара под дых, будто дышать стало невозможно, будто все
Все ее коллеги смотрели на нее. Скалли знали как женщину с научным складом ума, холодного и объективного специалиста, и такое проявление человечности, эмоций под этим сдержанным образом для всех было неожиданным.
Но ничье лицо не выразило удивление более открыто, чем лицо отца Ибарры, священника, главного администратора больницы.
Скалли заставила себя сказать «спасибо» докторше на экране, что поделилась опытом, собрала вещи и встала из-за стола.
— Дана! — обратился к ней отец Ибарра, оставаясь сидеть.
Она остановилась в дверях.
Он поднялся — высокий, худой как скелет, лет сорока пяти, с добрыми глазами на печальном лице.
— Я понимаю глубину вашего разочарования. Но я буду молиться за вашего маленького пациента.
— И я буду, святой отец. Но я еще не готова отдать его судьбу в руки Божии.
Она очень старалась не оступиться, выходя из конференц-зала. Скалли ощущала на себе провожающий взгляд Ибарры, но сам он ее провожать не стал, за что она была ему благодарна.
По коридору старой больницы, мимо попадающихся на дороге монахинь Скалли направилась к себе в кабинет. Мнение внешнего эксперта навалилось недобрым грузом. Подходя к двери, она повесила голову, борясь с ядом разочарования, и чуть не налетела на то самое семейство, которому хотела помочь.
Маргарет и Блэр Фирон — дружные работяги, из тех, на которых держится мир, пара под тридцать, которой очень не повезло. Они везли в кресле своего сына Кристиана. Блэр, жилистый, темноволосый, возвышался над своей женой Маргарет, хорошенькой блондинкой. Полные надежды лица родителей обернулись к Скалли, и она тут же прикрыла свое отчаяние уверенным видом.
А сам Кристиан, хрупкий мальчик в больничной рубашке со слониками и клоунами, улыбнулся ей улыбкой такой же лучистой, как и искривленной — результат болезни, пожирающей его мозг.
Она слегка наклонилась и тоже улыбнулась в ответ.
— Здравствуй, Кристиан! Как самочувствие?
— О’кей, доктор Скалли. — Каждое слово давалось ему с трудом, но он считал, что труд этот окупается. — А вы как?
— Я? У меня все отлично.
— Вы сегодня красивая.
— Спасибо, Кристиан. От молодого и красивого мужчины такое приятно слышать. — Она подняла глаза вверх, навстречу молящим взглядам его родителей. Их надежду было почти так же трудно вынести, как черствые слова консультанта.
С родителями Кристиана Скалли была знакома меньше полугода, а постарели они за это время лет на десять. Вид у них был измученный, как у беженцев, и это можно понять. Вполне можно назвать их жертвами войны. Той войны, что принимаешь ближе всего к сердцу.