Секретные операции абвера. Тайная война немецкой разведки на Востоке и Западе. 1921-1945
Шрифт:
Шпионаж – занятие для мужчин.
Глава 1
КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ РАБОТА ГЕРМАНСКОГО АБВЕРА В 1935–1939 ГОДАХ
Над Эйфелем [43] яркий майский день. Я сижу на открытой террасе ресторанчика в Килльтале и любуюсь пейзажем. Передо мной ручей, который, сверкая на солнце, журча и тараторя, живописными извивами устремляется к Мозелю. Лиственные леса по обе стороны долины весело шумят свежей весенней зеленью. Кукует кукушка, снова и снова подающая голос, приветствуя чудесный день. И больше ни звука, стоит мирная тишина. Ничто не напоминает о том, что всего в каких – нибудь 50 километрах, в треугольнике, где сходятся
43
Эйфель – западная часть Рейнских Сланцевых гор на западе Германии. Природные парки. (Здесь и далее примеч. авт.)
Я в штатском. Годы интенсивного труда позади. Первые месяцы с начала войны оказались для меня особенно напряженными. Некоторое количество тайных операций на фронте, в Люксембурге и Бельгии были мной не только разработаны, но и проведены лично. Теперь я надеюсь на небольшой отдых и разрядку в Килльтале. Но не тут – то было. Мой помощник, зондерфюрер Даус, приезжает за мной. Наконец – то отдан приказ о наступлении на Западе.
Никогда, даже в своих самых смелых мечтах, я не предполагал, что стану солдатом и буду заниматься разведкой и контрразведкой. В западнопрусской земле Кульмер мои родители имели крупное поместье. Грянувшая Первая мировая война в один миг разрушила мое безоблачное детство.
В 1914 году, еще гимназистом, я добровольцем вступил в пехотный полк. После короткой подготовки попал на войну и основательно познакомился с ней на Восточном и Западном фронте. Дважды был ранен. Домой вернулся в звании лейтенанта запаса. Но вскоре после этого, в начале 1920 года, земля Кульмер снова стала польской. И потому мне пришлось покинуть мою старую родину. В Данциге я нашел место в полиции. За сравнительно короткое время дослужился до чина комиссара уголовной полиции, криминальрата и начальника уголовной полиции Данцига. В 1933 году к власти пришли национал – социалисты, вскоре и у меня начались разногласия с членами партии. В результате я перешел в вермахт.
1 октября 1934 года, после короткого обучения, в звании капитана я был назначен в только что созданный штаб корпуса IX AK [44] и поступил в распоряжение отдела Ic (AO) к подполковнику Гофману, который в качестве начальника отдела Ic штаба корпуса, как тогда было принято, одновременно был и начальником отделения абвера в IX военном округе. Здесь я познакомился с различными направлениями военной контрразведки и несколько месяцев спустя стал сотрудником контрразведки этого округа. Я неоднократно принимал участие в деловых совещаниях в Берлине, проводимых полковником Роледером, руководителем рабочей группы по контрразведке заграничной службы абвера. Там я впервые встретился с шефом службы, адмиралом Канарисом. Ему больше приходилась по душе сфера деятельности отдела IIIf, как тогда называлась контрразведка. Он терпеливо выслушивал доклады офицеров отдела IIIf о своей работе. Но мог и вспылить, если предлагались пути и средства, бывшие ему не по нутру. По этой причине в один из дней 1935 года он начал обсуждать широко освещавшееся тогда в прессе дело польского ротмистра Сосновского, арестованного в 1934 году в Берлине за шпионаж.
44
Армейский корпус.
Сосновский, офицер польской разведки, незадолго до того прибыл в Берлин под видом обеспеченного гражданского лица. Он искал доступ и сумел войти в доверие к семействам, в которых были дочери, служившие в военном министерстве. Он вступил с ними в любовную связь. Каждая верила, что Сосновский женится на ней, поскольку тот не скупился на соответствующие намеки и обещания.
Но ротмистр использовал эти отношения лишь для шантажа. Среди прочего он распорядился заснять любовные сцены с ними, чтобы в случае необходимости серьезнейшим образом скомпрометировать этих женщин. Затем Сосновский начал шантажировать их и потребовал, чтобы они приносили ему секретные документы со службы в военном ведомстве. Поэтому двух из них за измену родине приговорили к смертной казни через повешение; третья получила длительный
По этому поводу Канарис заявил: «Кто из моих офицеров будет работать подобными методами, сразу вылетит! Против такого я применю всю власть».
В целом в 1935 году в немецкой военной контрразведке служило всего около 40 офицеров. В ходе войны число их возросло до нескольких сотен.
После занятия Рейнской области в марте 1936 года меня в качестве «авангарда» отдела IIIf перевели в Трир, и моей зоной разведки стала вся Франция. Важнейшей задачей, так называемой высшей целью, было: тайными путями проникнуть в деятельность тех французских служб, которые непрерывно засылали шпионов в Германию. Число арестованных на ее территории агентов, шпионивших в пользу Франции, в последнее время возрастало из месяца в месяц, но все же не было ясности, в каком объеме французские спецслужбы действуют в германском рейхе и какую угрозу они представляют военным объектам.
Хотя теперь я и был облечен доверием, мне стоило задуматься над тем, что я недостаточно знал территорию и людей в Рейнской приграничной области. Кроме того, в моем распоряжении находились всего лишь один сотрудник и одна машинистка. У меня не было даже шофера, так что помимо прочих трудностей мне еще предстояло самому водить машину в моих многочисленных разъездах. Итак, задачи передо мной стояли не из легких.
Но разве мне не нужно завоевывать доверие, добиваться поддержки запланированных мной операций? В первую очередь это зависело от того, удастся ли привлечь на свою сторону местные власти, учреждения которых располагались на границе между Аахеном и Саарбрюккеном. К ним относились начальники отделений тайной государственной полиции [45] в Трире, Саарбрюккене и Аахене, а также начальники таможенных пунктов и местные полицейские власти. Всех по служебным каналам известили, что я из Трира руковожу деятельностью отделения IIIf. Но какой от этого был прок, если упомянутые местные начальники, в подчинении у которых находились сотни чиновников на границе, не пожелали бы сотрудничать, если их не интересовала контрразведка и если они, вполне возможно, дали понять своим подчиненным, что для них была бы нежелательна поддержка работы отдела IIIf; все это сказалось бы весьма плохо на моей деятельности.
45
Гестапо.
Подобной позиции прежде всего следовало ожидать от начальника гестапо, хотя тогда еще существовали договоренности адмирала Канариса с РСХА, чтобы офицеры абвера в контрразведывательных целях имели право подключать сотрудников гестапо в качестве кураторов – осведомителей. Офицеру абвера в таких случаях вменялось в обязанность лишь устно, в общих чертах, ввести в курс дела вышестоящее начальство привлекаемых сотрудников.
Но местные власти сверх ожидания проявили заинтересованность и принципиальную готовность оказывать содействие. Начальники отделений тайной государственной полиции в Трире и Саарбрюккене не были исключением. Они также помогали отделению IIIf в чем только было возможно. С их помощью я вступил в контакт с некоторыми надежными сотрудниками на границе, которые согласились подыскивать полезных для отделения людей. Подобранный местными руководителями персонал состоял из мужчин 30–40 лет, в большинстве случаев бывших унтер – офицеров, уже давно служивших на соответствующих пограничных переходах и хорошо информированных о людских перемещениях через границу в обе стороны. Они были распределены на шести пограничных пунктах и могли моментально выдавать справки по немцам и иностранцам, в последнее время совершавшим очень частые поездки во Францию, Германию и Люксембург.
Привлеченные чиновники работали совершенно независимо. Ни один из них не знал о тайной деятельности другого. Каждый, будь то полицейский или таможенник, уже обладал соответствующей накопленной информацией и сразу понимал, о чем идет речь. Один из них, по имени Клейнерт, в первой же беседе со мной заявил: «На границе я хожу вместе с одним французским таможенником, он лотарингец и, по – моему, его легко подкупить. Мне кажется, он довольно ограничен. Когда мы встречаемся с ним на границе, вечно выкладывает мне все, что у него на душе. У него очень низкое жалованье, а ему не терпится жениться на одной девушке с претензиями. Уверен, он польстится на деньги».