Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение
Шрифт:
А он? Крестинин? …Кенилля…
Вот долго искал убийц прикащика Волотьки Атласова. Пусть не всегда удачно, но искал, искал. А один из тех, кто ткнул Волотьку ножом, некий убивец Пыха, а на самом деле хороший мужик Похабин, много лет шел рядом, и даже, случалось, спасал Ивана от
Как это понять? …Кенилля…
Ткнулся лбом в заледеневшее окно.
Прав, прав, трижды прав оказался сендушный старик-шептун! Всю жизнь он, Иван Крестинин, бывший секретный дьяк, ходил не там и не по своей воле!
Ужаснулся: да как так? Разве не из-под его ног рушились камни на краю бездны? Разве не он умирал от жажды в байдаре? Разве не он пересекал новую землю Камчатку из края в край, плыл на бусе на юг, и ветром был возвращен обратно?
Вспомнил: не один шел.
Шли рядом, а то впереди, чугунный тайный человек господин Чепесюк… И вор рыжий Похабин… И неукротимый маиор… И гренадер Семен Паламошный с его ложным провидческим даром… И монстр бывший якуцкий статистик дьяк-фантаст Тюнька… И нымылан Айга, сердешный друг, ругавшийся на глупого камчатского бога Кутху… Много их было. А он много не понимал.
Да и как понять?
Обожгло сердце тоской. Да неужели чужую жизнь прожил?
Перевел взгляд на бумаги: …«…Померло на пакетботе служителей — матроз Иван Емельянов, канонир Илья Дергачев, сибирский солдат Василий Попков да при выходе с бота на берег умер матроз Селиверст Тараканов. …От морозу кругом судна и на судне такелаж весь обмерз льдом. На берегу при свозе с пакетбота умер сибирский солдат Сава Степанов. …Оставался на борту с семнадцатью людьми, в большинстве
Так неужто это и есть настоящая жизнь?
Обожгло сердце. Больше не мог смотреть ни в ночное иемное окно, ни в казенные бумаги. Прямо изнемог в тоске. Умирал от ужаса и отчаяния. Крикнул отчаянно:
— Похабин!
Явилось из тьмы помятое лицо рыжего неодетого Похабина (опять напился, скотина), глянуло на Крестинина, и показалось вдруг, что это не рыжий хороший мужик преданно и с любовью смотрит, а сам нечестивый есаул Козырь, беспутный мерзкий монах брат Игнатий.
— Чего, барин?
Запустил с гневом в Похабина башмаком. Как скажешь такому преданному, что он вор? Он ведь даже и не догадывается, что барин давным давно знает, чьими ножами был зарезан на Камчатке государев прикащик Волотька Атласов, и кто такой был на Камчатке Пыха. Крикнул в тоске:
— Дурак, водки!
И стал он пить
…Будто предчувствуя бурную волну бесчисленных русских промышленных людей, исследователей и авантюристов, сёгунат Токугавы еще в 1638 году закрыл для иностранцев вход в Японию. Только немногие голландские и китайские купцы в виде исключения могли торговать на маленьком островке Дэсима, лежащем в бухте Нагасаки.
Новосибирск, 1994-1997