Секретный дьяк

Прашкевич Геннадий

И раздраженно повел глазами.

Генерал-адмирал Федор Матвеевич согласно и успокаивающе пожевал сухими губами. А чего ж? – означало это. С востока много доходит слухов. И с северо-востока много доходит слухов. О диковинных зверях, о целых горах серебра, даже об очень горючем камне, коим впору заменить дрова. Государь на это кивнул, но и фыркнул раздраженно – вот как пространна Россия! Нелегко владеть страной, во многих уголках которой никогда не бывал и никогда уже не побываешь.

Вот почему сейчас думный дьяк Матвеев в испуге

отшатнулся.

– Врешь! – преображенский полковник на глазах думного дьяка ухватил сироту Ивана за кафтан и сильно притянул на себя. В лицо Ивана пыхнуло табаком и водошным перегаром. Из-за высокого, но узкого полковничьего плеча страшно и непонятно подмаргивал непонятливому племяннику думный дьяк. То ли давал знак – дурак, мол, кайся! – то ли приказывал не сдаваться, стоять на своем.

Иван выбрал второе.

Не пытаясь вырваться из крепких рук, только скашивая глаза на чертеж, объяснил смиренно:

– Вот, путем горького опыта составил новую маппу. Путь опыта горек, но правилен. Знаю точно, что лежат за камчатским носом Лопатка новые острова, а за ними страна Апония.

– Так близко? – не поверил полковник.

– Так близко, – подтвердил Иван, осторожно высвобождаясь из вдруг ослабевших полковничьих рук.

– А путь? – одними узкими губами спросил полковник. – Какой срок тебе надобен, глупый дьяк, чтобы добраться от Парадиза до берегов острова, который ты называешь Матмай?

– Ну, тысяча верст до Тобольска, может, немного больше… – послушно посчитал Иван.
– А от Тобольска сибирскими реками до Якуцкого городка… Оттуда по рекам Лене, Алдану, Мае, Юдоме… В Охотске бусы поставим и двинем морем вдоль новых островов… А можно поставить бусы на самом юге Камчатки, – сказал рассудительно, – там лес богатый, получится быстрее. На Камчатке строить суда можно прямо на берегу. Смотришь, через год, через два… Ну, может, через три…

Сказал честно:

– Не знаю.

Полковник аж застонал:

– Три года, глупый дьяк! Да как буду знать о развитии предприятия? Как будут доходить вести? – И крикнул нетерпеливо: – Петрович! Водки!

Думный дьяк Матвеев побледнел. Весь заколыхался, как морское животное, не решаясь броситься к дверям, боясь оставить строгого полковника наедине с несчастным Ванюшей, явно сошедшим с ума.

– Не побрезгуйте… – пожалел родного дядю, смиренно произнес Иван и нетвердо, но решительно приоткрыл книжный шкап. – У нас на случай скорой болезни… Оно ведь известно как… Шкалик…

– Пьешь? – от страшного удивления круглые глаза полковника еще более округлились, правая щека дернулась.

– Не пью, только употребляю, – смиренно оправдался Иван и уважительно отступил на шаг от стола, на который выставил початый шкалик. Никак не мог понять, почему думный дьяк Матвеев так боится полковника? Дюж, конечно, так ведь и шкалик дюж.

Крепко приложившись к початому шкалику, полковник хорошо сплюнул, занюхал выпитое потертым рукавом, и протянул оставшееся Ивану:

– Допей.

Разрешаю.

– Да мы ж…

– Допей!

– Да мы ж… – смиренно покачал головой Иван и на глазах умирающего от ужаса думного дьяка Матвеева под дьявольскую одобрительную усмешку странного полковника решительно опорожнил посудинку. – Мы ж знаем меру…

От выпитого сразу стало хорошо.

– Ну? – быстро сказал полковник. – Говори, дьяк. Дойдешь до Апонии? Много в Апонии военных людей?

– Может и много, только в большинстве они робки, стеснительны, стараются мир чинить и военного артикулу совсем не знают. – Откуда у Ивана и слова находились? Уверенно говорил. – Апонцы все больше выращивают сорочинское зерно, им и питаются, а от того малы ростом. Головы и бороды у мущин бриты, оставляют только длинные волосы над затылком и на висках. Эти волосы собирают вместе и на самой маковке, перевязав крепко тонким белым шнурком, загибают на перед пучком вершка в полтора. Так и ходят.

И для себя неожиданно добавил:

– И водка у них из риса.

– Из риса? – преображенский полковник поморгал изумленно. – А пушки? А флот? Коль по соседству с нами живут, почему ничего не знаю? Почему не слышал о чужих парусах?

– Не стремятся, – с особым значением объяснил Иван. – Все у них есть – и флот, и пушки, однако не стремятся. К себе иноземцев не приглашают, и сами никуда в гости не ходят. Думаю так, – твердо сказал он полковнику, явно пораженному выложенными перед ним сведениями. – Думаю так, что следует вывести к Матмаю-острову пять или шесть судов и дать сразу залп всеми бортами. Они, апонцы, и возражать не станут, сразу ясак понесут.

– Ну? – нетерпеливо требовал полковник. – Сразу ясак принесут? Говори, дьяк! Что есть у апонцев?

– Золото, серебро, ткани шелковые, посуда лаковая, железо…

– Ну, золото! Ну, серебро! – дернул щекой полковник. – А как потом такой груз доставить в Россию?

– А что ж, Сибирь не Россия? – дерзко спросил Иван. – В Сибирь доставить, станет богаче одна часть страны. А будет богаче одна часть страны, вся страна станет богаче.

Полковник ошеломленно посмотрел на Ивана. Потом ощетинившиеся усы дернулись:

– Дай поцелую тебя, дьяк!

И, правда, наклонился, придавил к жесткой груди, сильно сжал, уколол встопорщенными усами, обдал запахом крепкого табака и тяжкого водошного перегара. Потом круто повернулся, на ходу бросив Матвееву:

– Сними, Матвеев, допрос, отбери с дьяка скаску. Так думаю, большого ума человек твой дьяк.

В дверях обернулся еще раз:

– А монстра статистика, который скучает в Якуцке, повесить. Повесить того дьяка-фантаста, чтобы впредь дело знал! – Дернул плечом, усы шевельнулись. Добавил, леденящими глазами не мигая глядя на Ивана, с угрозой, ничем не скрываемой: – Видел, как воров вешают, дьяк? Коль окажешься заворуем, повешу на самом видном месте. Чтобы и ты, Петрович, видел вора в окне.