Секретный дьяк

Прашкевич Геннадий

Маиор хотел кинуться, в укор другим заколоть сабелькой хоть одного дерзкого, но сзади повисли на маиоре. Так держали неукротимого, пока не появился брат Игнатий.

– Всех прости, – смиренно сказал. – Трудно людям.

Вышли из балагана молча, впервые настороженно поглядывая друг на друга.

К счастью, уже через три дня читали на берегу молитву отправления. Среди людей ни одного отравленного, вид суров, смотрят строго – все-таки в море идут. Не на один день.

– Грядем во имя твое, спаситель наш, Иисус Христос, сын божий, в путь. Благослови творение твое и помилуй: во дни наши, в нощи,

полунощи и во все двадцать четыре часа, всю надежду на тебя, Господи, уповаем и в случае наших, от морских бурь или злых людей происходимых бедствий и несчастий, пошли, Господи, своего спасителя и скорого помощника Николая-чюдотворца, и избавишь нас, грешных, аминь!

Короткая молитва, но нужная.

Плыли. Держали на юг. В тумане не раз теряли дорогу.

Как разобраться в тумане? Несет и несет куда-то, не видно нигде берегов. Если бы не монах, казаки могли взбунтоваться, а так слушали брата Игнатия, терпели, варили кашу. На придирки неукротимого маиора сердились, но тоже терпели. Видно, так монах приказал.

А потом маиор почувствовал неладное.

Перестал лишний раз задевать казаков, чаще хоронился в крошечной каморке, в которой можно отлежаться при качке, спрятаться от пронизывающего ветра. В соседней каморке за тонкой переборкой прятался брат Игнатий. Сами казаки размещались в носовом помещении бусы – в поварне. Монах много молился, но бывало, сквозь тонкую переборку что-то рассказывал маиору. Все у монаха получалось необычно.

– Вот куда заплыли? – спросил маиор, когда однажды разнесло ветром туман. Чувствовал себя в большой олтерации. – Неужто заброшены течениями за край земли?

– Узнаем, – смиренно объявил брат Игнатий, разглядывая вставшую посреди моря гористую землю. – Дай Бог, скоро узнаем… – И добавил, покачивая головой: – Так думаю, что недалеко ушли от Камчатки. Так думаю, что в тумане носило бусу кругами.

– И ладно, что недалеко. Легче будет вернуться.

– Чем дальше занесет, тем больше узнаем, – смиренно возразил монах.

– А путь обратный?

– Обратный путь отыскать легко. Держи в море на полночь, всегда на полночь, и непременно уткнешься в землю.

Маиор всмотрелся из-под ладони:

– Что за земля?

– Может, Пурумушир-остров, – ответил монах все так же смиренно. – Если так, то места известные. Ходили на Пурумушир казаки.

– Чьи?

– Данилы Анцыферова.

– Вора и бунтовщика?

Видно было, что брат Игнатий хотел смиренно кивнуть, но кто-то из казаков, все слышавших, крикнул:

– Совсем не вора, а законного атамана!

– Какой шельмец крикнул такие неистовые слова? – схватился маиор за саблю.

Только зря схватился. В тот день Бог не помог маиору. Навалились на него, в один миг отобрали оружие. Связанного по ногам и рукам бросили в лодку. Со смехом свезли пленника на каменистый берег, хотели сорвать с головы парик, но того брат Игнатий не позволил. «Пусть сидит в парике, – сказал, посмотрев на маиора. – Так прельстительнее». И заставил посадить связанного маиора на большой плоский камень. Рядом на тряпочке разложил синий одекуй-бисер, некоторые дешевые ножи и дешевые украшения.

– Чего ж это будет, поп поганый? – изумился маиор.

– Так думаю, что обмен, – смиренно, но и с некоторым торжеством в голосе объяснил брат Игнатий,

нисколько не обидевшись на новую кличку. – Мы, маиор, пошли с тобой в море не для того, чтобы дикующих загонять под государеву шерть. В этом ты, маиор, ошибся. Мы с тобой пошли, чтобы заполучить бусу.

– Зачем вам буса?

– Хотим достигнуть Апонии.

– Зачем вам Апония?

– Хотим достигнуть Апонии, да взять приступом какой городок. И жить будем там тихо, смирно. Жен заведем апонских, детишек наделаем, может, со временем, обратно присоединимся к России вместе с островом. А если Апония, не дай Бог, окажется страной не робкой, то и не будем брать приступом городок, а просто объявим себя государевыми посланцами. Разузнаем подходы к Апонии, ее силу, ее ценность – государь потом все простит. Может, еще тебя заберем на обратном пути. Если выживешь.

– В Апонию? Брать приступами городки? – еще больше изумился маиор. – Да как так? Чужая страна!

– Станет исконной.

– Каналы строить пойдешь! – выкрикнул неукротимый маиор. – Государя хочешь обмануть!

– Знал, что не согласишься, потому и не зову с собой, – смиренно, но и с торжеством усмехнулся монах. – Нужны были нам припасы, пищали, пороховое зелье, маиор. Теперь, благодаря тебе, все имеем. И бусу, что главное. – Покачал головой. – Это даже хорошо, маиор, что ты не идешь с нами в Апонию. Я много тебя слушал. Голова у тебя как ядро, такое ж тугое, хоть и покрыто париком. Куда тебя выстрелили, маиор, туда и летишь.

– Воры! Всех на виселицу! – задыхаясь повторил маиор.

– Какая виселица? Оставим тебя дикующим.

– Собака!

– Это ничего, – смиренно, но теперь уже с открытым торжеством разрешил поп поганый. – Это ничего. Ты ругайся. Русскому человеку всегда легче, когда он ругается. И нас прости.

– Ну, понимаю теперь, – поздно, но дошло до маиора. – Ну, понимаю, о чем хотел сообщить Лука. Ты, поп поганый, нарушил все принсипы! Небось, не случайно придавило Луку бревном?

Брат Игнатий смиренно сознался:

– Не случайно. Чего ж?… И Оконник, маиор, тоже не случайно… И твой Изотов… И Лукьянов глупый… В таком деле случайностей нельзя терпеть… Я же говорю, маиор, что голова у тебя как ядро. Живи дальше, как сможешь. Скоро придут дикующие. Не знаю, может договоришься с ними.

– Это что же? – глянул маиор на синий одекуй-бисер, на дешевые ножи и украшения, разложенные на камне. – Выходит, продаешь дикующим чистую христианскую душу?

– Уж очень ты неукротимый, – рассудительно ответил монах. – Отпускать такого нельзя. Ты лучше оставайся среди дикующих, они сделают тебя холопом. И на нас не будет крови, и сам наберешься ума. Ты мне много вопросов задал, я на все ответил. Теперь ухожу. Задавай теперь вопросы дикующим.

– Языка не знаю.

– Научишься.

Маиор ужаснулся:

– Да кто ты, монах?

– Тебе того знать не следует.

– Вор! Вор! Небось убивал прикащиков?

– Великое дело прикащиков на Камчатке убивать!

– Слово и дело! – в отчаянии закричал майор, пытаясь подняться.

Казаки обидно захохотали. Кто-то предложил: «Зарезать его!» – но говорящего не поддержали: «Пусть сам умрет».

4

Но маиор Саплин не умер.