Секретный дьяк
Шрифт:
Глава V. Погоня
1
Река Уйулен – путь млечный.
– Раним немножко барина… – предлагал Похабин, веслом подгоняя лодку. – Не захочет вернуться в Россию, раним немножко барина. В руку, например, чтобы драться не мог. И такого поведем к русским. Нельзя оставлять барина одного среди дикующих. Мне строгий покойный государев человек господин Чепесюк так и наказывал: следи за каждым шагом барина, Похабин, ничего не смей упускать! Наверное, сильно хотел, чтобы барин вернулся в Россию… – Неодобрительно
– Диковать – зло. После шведа, может, главное зло, – согласился маиор. – Я убивал за такое.
– Ну? – дивился Похабин.
– А то! – сурово ответил маиор. – Помни свою официю! – И кивнул: – Боюсь, что не пойдет в Россию Иван… Шишига у него…
– Как не пойдет?
– А так! – неукротимо объяснил маиор. – Упрям. Коль отнять у него шишигу, Иван спрячется в лесах, начнет курить вино. Раньше был склонен к такому. А не сможет курить вино, начнет жевать мухомор. Что-нибудь да найдет. Может, и вернется в Россию, но когда сам надумает. Не раньше.
– А дикующий?
– Вот я и говорю, Похабин, работай веслами! Нам Айга сейчас нужен больше, чем Иван. Нам надо первыми выйти на Айгу. Отеческой аттенцией не оставить дикующего, отправить его с шишигой как можно дальше… Так далеко, куда не дойдет даже Иван… Хоть к чюхчам…
– К чюхчам не пойдет Айга.
– Это я к слову, – согласился маиор.
– Смотри, – удивился Похабин. – Баба!
На берегу, правда, приплясывала, подпрыгивала, вся трясясь, темная нымыланская баба. Голос непомерно высок, вскрикивала визгливо. Вскочит, потрясется, попрыгает, потом сядет на землю, но долго не сидит – снова вскочит, снова потрясется, попрыгает. На плечах камлейка из птичьих шкурок, вытертая до блеска, а ноги босые. И никакой лодки у берега, никаких на берегу балаганов. Непонятно, как попала на берег. Может, пришла пешком?
– Чего это она? – удивился Похабин, придерживая бег лодки.
– А ты спроси, – загадочно позволил неукротимый маиор. – Только вплотную не подгоняй лодку к берегу. Видишь, коряга торчит из воды? Цепляйся веслом за корягу.
– Почему нельзя к берегу?
– А глянь.
Не вставая, маиор Саплин вскинул над собой руку.
Баба на берегу, страшная, как пужанка, приплясывая, подпрыгивая, тоже вскинула над собой руку.
Маиор резко согнул руку в локте, так же резко мотнул маленькой головой, и баба на берегу в точности повторила все движения.
Маиор хитро покрутил головой, лихо подбоченился, изогнулся, и так же подпрыгивая, приплясывая, страшная баба-пужанка лихо и подбоченясь с удивительной точностью повторила каждое движение маиора.
– Чего дразнится? – растерялся Похабин.
– А ты спроси, – все так же загадочно подсказал маиор.
– А ответит?
– Непременно.
– Имя-то есть у бабы? – подозрительно покосился Похабин.
– Ямгой звать, – ответил маиор. – Однажды видел ее на стойбище нымылана Екыма. Помнишь Екыма? Он лисичек нам привозил.
– Помню.
– Ямга – баба болезная. Ее так и называют. – И ухмыльнулся: – Спроси, спроси бабу, Похабин. Может, видела Айгу? Или Ивана?
– Кышь шишич, Ямга? – крикнул Похабин с лодки. – Зачем
– Кышь шишич!… – высоким голосом ответила баба, ни на секунду не прекращая ужасные подпрыгивания. – На берегу!…
Похабин удивился:
– Почему так говоришь, Ямга?
– Так говоришь!… – как эхо повторила баба.
– Шаманит она? – оглянулся Похабин на маиора.
– А ты не бойся, Похабин, ты спрашивай, – успокоил маиор. – Большого вреда не будет, только лодку не подгоняй к берегу.
Похабин спросил по-нымылански:
– Шел вчера бородатый по реке? Шел русский?
– По реке!… – приплясывая, ответила Ямга. – Русский!…
– Сама видела?
– Видела!…
Похабин, глядя на прыжки и ужимки, усомнился:
– Впрямь видела?
– Видела!… – нисколько не усомнилась Ямга, ни на секунду не прекращая нелепых телодвижений.
– Может, не вчера видела? – допытывался до правды Похабин, удерживая лодку веслом. – Может, видела русского третьего дня? Кыхы-корат?
– Третьего дня!… – как эхо подтвердила баба. – Кыхы-корат!…
– Зачем дразнишься? – обиделся Похабин.
– Дразнишься!…
– Ну, отцепляйся, – смеясь, приказал маиор. – Я же сказал, что Ямга – болезная. Ее так и зовут. Что скажешь, то она повторит слово в слово. Что покажешь, то же проделает.
Течение враз вынесло лодку на стрежень. Похабин изумленно оглядывался:
– Страсть какая!… Коты морские, нерпушки, птицы, все по-своему говорят, а Ямга только повторяет чужое… – Повел боязливо веслом: – Давай, маиор, торопиться…
2
Так плыли.
– Дожди вверху, что ли? – удивился утром Похабин, ладонью протирая уставшие глаза. – Смотри, маиор, вода мутная. Так бывает, когда в верховье прольется большой дождь. А какие сейчас дожди?
– Такое бывает и при подземном громе, – кивнул маиор. – Землю тряхнет, вода мутнеет, приходит в полную олтерацию.
– Не трясло, вроде, землю.
– Мы в лодке могли не заметить, – объяснил маиор, внимательно присматриваясь к берегам. – Видишь вон там… Чуть левее… За соснами… Там склон обнажился и камни сползли… Совсем недавно сползли… По какой причине?… Может, правда, тряхнуло землю?… Мы в лодке могли не почувствовать, а ил поднялся со дна. – Неистово сплюнул за борт: – Уходить надо! – Потом удивился водоворотам в быстрой протоке: – Смотри, как крутит!
Подумав, покачал маленькой головой:
– Дивый край.
3
Так плыли.
А в природе, правда, что-то сделалось.
Как бы дымком понесло, но не было дыма. Как бы скверным запахом понесло, но откуда?
Оглядывались, ничего не могли понять.
Совсем недавно вода бурно торопилась, ворчала, входила с шумом в протоки, раскручивала водовороты, будто решив раздвинуть каменные острова, а тут совсем остановилась, медленно кружила по воде листву, сорванные ветки. Ночью, при свете луны, видели на мелких местах осклизлые камни, поросшие подводной травой, видели стеклянные глаза рыб, без суеты взирающих на людей снизу, а сейчас вода как бы вспухла, выгнулась на стрежне горбом, вяло выдавилась из берегов, грозя хлынуть дальше, и помутнела так, что сунь руку в воду – не увидишь.