Секретный фарватер (илл. Г. Яковлева)
Шрифт:
Застава тотчас же откликнулась. Несколько пограничников прошли вдоль нашего берега, осматривая заросли камыша и бухточки, куда могло прибить трупы течением. Ничего обнаружить не удалось.
Обычные доклады приобрели грустную окраску:
— Сегодня мать водили под руки по берегу. Или его мать, или ее. Очень плакала.
— Опять водолазов привозили из города. Все ищут. Родственники сильно убиваются.
На третий день поисков кого-то прибило к берегу. Пограничный наряд видел, как рыбак, удивший с мостков, бросил удочки и побежал, нелепо размахивая
— Как Офелия, — дрогнувшим голосом добавил пограничник.
За что получил замечание:
— Вы свои поэтические сравнения — в стенгазету! Офелию, товарищ Кикин, в рапорт не надо… Спутника девушки так и не нашли…
— Куда же он девался? — Александр удивлен и обеспокоен, но не показывает виду.
— Могло в море вынести. Или под корягу прибило. Тут, знаешь, коряг у нас много. То и дело лески рвут. Заклинило между корягами, он и качается себе под водой. До будущей весны прокачается. А весной вытолкнет его при подвижке льда на поверхность. Обязан всплыть.
— Ну, наговорился? — укоризненно спрашивает жена Рывчуна. — За разговорами зорьку бы не проспать!..
Стемнело. Лают собаки. В квартире замполита — она напротив — осветилось окно. Шторы не задернуты.
Видно, как хозяин садится к столу, придвигает тетрадки и учебники. На загорелом лице его — кроткое, почти детское выражение, чуточку даже грустное.
Одно за другим темнеют окна.
Тревожная группа спит в одежде и сапогах, чтобы не мешкать с одеванием, если раздастся телефонный вызов с границы.
Вот и день прошел. Что принесет ночь? С этой мыслью отходят ко сну на заставе…
3
Мертвец, которого так долго искали, всплыл именно в эту ночь.
Он всплыл метрах в ста от нашего берега, напротив бухточки, осененной тенистыми деревьями, где вдобавок камыши гуще, чем в других местах.
Заметили утопленника не сразу — он очень долго покачивался посреди плеса, словно был в нерешительности.
Ночь — лунная, но небо сплошь затянуто облаками. Свет какой-то рассеянный, колеблющийся, тускло-тоскливый.
Пограничный наряд медленно проходит вдоль берега, прячась за кустами.
Чтобы прогнать тоскливое чувство, более молодой пограничник начинает разговор вполголоса:
— Тут старший лейтенант недавно рыбу подлавливал. На спиннинг. Однако не пошла. Все нервы ему повыдергивала. Играла, играла, так играючи и ушла.
— Тише ты! — останавливает старший. — Посматривай!
На плесе играет большая рыба; может, та самая, что «все нервы повыдергивала». Взблескивает плавник. Раздается характерный шлепок хвостом по воде.
Опять тускло блеснул плавник. Что это? Неужели не плавник — рука?!
Пограничники, не сговариваясь, разом присели. Из-за кустов неотрывно наблюдают за диковинной рыбой.
Все-таки, пожалуй,
Покачиваясь с боку на бок, пень неторопливо пересек залив.
У гряды подводных камней, очерченных рябью, надо бы этому пню остановиться. Течение завихряется здесь. Над камнями постоянно кружатся щепки, ветки, пучки водорослей. Но он не задержался — плывет дальше.
Напряженный шепот в кустах:
— Человек?!
— Умолкни ты!
«Пень» продолжает приближаться к нашему берегу.
Сейчас подплывет, распрямится, «обернется» человеком. Потом человек сгорбится, «обернется» зверем и на четвереньках со всех ног, обутых в медвежьи или собачьи когти, побежит в лес.
«По старинке, однако, работают», — хочет сказать младший пограничник, но ему перехватывает дыхание.
Нет! Это не человек, притворившийся пнем. Это мертвец! Он плывет на спине, закинув голову. В затененном, словно бы из-за штор, лунном свете лицо видно неясно. Однако угадываются неживая белизна, пугающая, зловещая окостенелость скул, носа, подбородка.
Мертвец плывет навзничь, чуть покачиваясь, как на катафалке. Лоб его пересекает узкая темная полоса, не то запекшаяся рана, не то водоросли.
Пограничники ждут, не шелохнутся, будто вросли в землю.
Встревоженно бормоча, волна подносит мертвеца все ближе.
Заскрипел песок. Волна протащила труп еще немного.
Ноги остались в воде, туловище уже на берегу. Оно лежит так близко, что можно дотянуться до него стволом автомата.
Держа палец по-прежнему на спусковом крючке, младший пограничник всматривается в запрокинутое лицо. Оно страшно. Бело и неподвижно. Один глаз вытек, другой отсвечивает, будто капля росы.
Пограничники ждут. Незаурядное терпение надо воспитать в себе пограничникам!
Проходит еще минут пять… Младший, пожалуй, поверил бы мертвенной неподвижности и вышел бы из-за кустов. Но старший опытнее. Что это сверкнуло тогда над водой? Рука?
Утопленник пошевелился.
Нет! Его качнула волна. Она медленно переворачивает труп на бок, кладет на живот. Однако волна-то ведь совсем маленькая?..
Пограничники ждут.
Очень жутко наблюдать за тем, как оживает мертвец. Медленно-медленно поднимает голову. Оперся на локти. Замер в позе сфинкса.
Это поза ожидания и готовности. Малейший подозрительный шорох на берегу — и мнимый мертвец отпрянет, извернется угрем, в два-три сильных взмаха очутится в безопасности на середине плеса…
4
Но неизменно тихо вокруг.
«Течет ритмичная тишина», — это, кажется, из Киплинга?
Так, впрочем, и должно быть. «Маскировка под мертвого». Ловко придумано! У шефа, надо отдать ему должное, светлая голова. Пусть он придирчив, высокомерен, с подчиненными обращается хуже, чем обращался бы с настоящими батраками, зато выдумщик, хитер, изворотлив — сущий бес!