Секретный фарватер (илл. Г. Яковлева)
Шрифт:
Есть люди с тайным горем, спрятанным на дне души. Даже в минуты веселья внезапно проходит тень по лицу, словно облако над водной гладью. Так было и с Шубиным. По временам, заглушая смех и веселые голоса друзей, начинал звучать в ушах лейтмотив «Летучего Голландца»: «Ауфвидерзеен, майне кляйне, ауфвидерзеен…»
Виктория уже знала, когда «Ауфвидерзеен» начинает звучать особенно громко. Шубин делался тогда шумным, говорливым, требовал гитару, пускался в пляс — ни за что не хотел поддаваться этому «Ауфвидерзеену»…
И
Виктория и Шубин сидят у раскрытого окна. Не пошли ни в кино, ни в гости. Последние часы хочется побыть без посторонних.
Вдруг Шубин сказал:
— Знаешь, думаю иногда: они все сумасшедшие там! Кто «они» и где «там», не надо пояснять.
— Да?
— И тем опаснее оставлять их на свободе. Сумерки медленно затопляют комнату, переливаясь через подоконник…
— Это очень мучит меня. По-моему, я не выполнил свой долг.
— Ты, как всегда, слишком требователен к себе.
— Слишком? Нет, просто требователен. Я, наверно, должен был вызвать огонь на себя. Но замешкался, упустил момент.
— Ты был уже болен.
— Возможно…
Пауза. Почти шепотом:
— И потом я очень хотел к тебе, наверх… Снова долгое молчание.
— Но ты понял, для чего этот «Летучий Голландец»?
— Нет. Пробыл там слишком мало. Надо бы дольше.
— Тебя все равно ссадили бы на берег.
— Хотя нет, я не выдержал бы дольше. Задыхался. Чувствовал: сам схожу с ума.
— Не говори так, не надо! Звук поцелуя.
— Вначале Рышков подсказал мне: Вува, ди Вундерваффе. Я подумал: да, Вува! Но лето уже прошло — и ничего! Секретное оружие не применили против Ленинграда… Это, конечно, очень хорошо. И я рад. Но ведь «Летучий Голландец» по-прежнему цел, и он не разгадан!
— Секретное оружие, «Фау», применили против Англии. В июне. То есть вскоре после твоей встречи с «Летучим Голландцем». Возможно, что именно это оружие собирались испытать под Ленинградом.
— Но я же не видел никаких приспособлений на палубе. Видел только антенну, два спаренных пулемета, больше ничего! И торпед, я уверен, на «Летучем» меньше, чем положено на обычной подводной лодке. В кормовом отсеке не торпедные аппараты! Что это за каюта в кормовом отсеке? Почему у двери стоял матрос с автоматом? Не там ли эта Вува?
— Не волнуйся так! Тебе нельзя волноваться!
— Ну что ты, ей-богу: я же завтра буду в море. И не волноваться, по-моему, значит вообще не жить!.. Я не могу понять «Летучего Голландца». И это меня мучит, бесит! Даже самого простого не могу понять! Почему прозвище такое: «Летучий Голландец»?
— Ты рассказывал об этом Рудольфе, мнимом мертвеце. На легендарном корабле, по-моему, тоже были мертвецы. Вся команда состояла из мертвецов. Но я слушала оперу Вагнера очень давно, в детстве.
— Да, я тоже помню что-то о мертвецах. Корабль-призрак, корабль мертвых…
Сумерки
— Встретиться бы еще разок с этим «Летучим Голландцем»! Догнать его! Атаковать!..
И, скрипнув зубами, он с такой яростью стиснул кулак, словно бы уже добрался до нутра этой непонятной подводной лодки и выпотрошил ее, как рыбу, вывернул всю наизнанку!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1.
Шубин атакует
1
Он жадно, всей грудью, вдохнул воздух. О! Первоклассный! Упругий, чуть солоноватый и прохладный, каким ему и положено быть!
Ветер, поднявшийся от движения катера, легонько упирается в лоб, будто поддразнивая, приглашая поиграть с собой. Палуба под ногами вибрирует, взлетает и падает, когда катер ударяется о волну.
А волнишка-то здесь покруче, чем в тесноте шхер! Еще бы! За Таллином открываются ворота в Среднюю Балтику, выход из залива в море. Открытое море!
Ого! «И попируем на просторе!..»
Мысленно Шубин видит весь военно-морской театр. Примолкшая Финляндия тихо проплывает по правому борту. Она перестала быть враждебной, вышла из войны. Слева протянулось лесистое эстонское побережье. Там еще постреливают фашисты.
А юго-западнее Таллина материковый берег отклоняется под прямым углом к югу. Дальше лежит Моонзундский архипелаг — острова Хиума, Саарема, Муху, запирающие вход в Рижский залив. Еще дальше, за Вентспилсом и Клайпедой, отгороженная от моря косой Фриш-Неррунг, высится крепость Пиллау, аванпорт Кенигсберга.
Одна банка, Аполлон, — на норде, вторая — на зюйде. Посредине — банка Подлая у мыса Ристна.
Где-то в этом районе — не в шхерах, а на просторах Средней или Южной Балтики — Шубин сквитается с «Летучим Голландцем»!
Сейчас он командовал уже не звеном, а отрядом. На старый катер его был назначен командиром молодой, только что закончивший училище лейтенант Павлов. И Шубин на походах обучал его управлению катером.
Павлов с любопытством поглядывает на гвардии капитан-лейтенанта (осенью Шубину присвоено это звание), стараясь по выражению лица угадать, о чем тот думает.
Нахмурился? Стиснул зубы? Ну, значит, вспомнил о своем «Летучем Голландце»!
Пылкому воображению Шубина рисовалось, как ночью, почти вплотную, он подходит к «Летучему Голландцу». Тот всплыл для зарядки аккумуляторов. Тут-то и надо его подловить! За шумом своих дизелей немцы не услышат моторов шубинских катеров. И тогда Шубин скажет наконец свое веское слово: «Залп!» Всадит торпеду в борт немецкой подводной лодки! И так это, знаешь, по-русски всадит, от всей души, чтобы на веки вечные пригвоздить страшилище к морскому дну!