Секретный узник
Шрифт:
В 7.15 он был уже в бараке номер 46, где под его наблюдением проводились многообещающие эксперименты с аконитин-нитратовыми пулями. В случае удачи перед Шидлауски открывались головокружительные перспективы. Ведь даже легкая рана, по сути царапина, становилась теперь смертельной. Вермахт получит несомненное превосходство над армией противника, все раненые солдаты которой погибнут еще до отправки в госпиталь.
О том, что сегодня же 17 августа 1944 года и вермахт терпит поражение за поражением на всех фронтах, хауптштурмфюрер
Главное - честно и аккуратно выполнять свой долг. Рейхслейтер Лей хорошо сказал тогда на курсах подготовки руководящих кадров партии: "Никто не имеет права задаваться вопросом: прав ли фюрер и верно ли то, что он говорит. Ибо, повторяю еще раз: то, что говорит фюрер, - всегда верно". Фюрер же говорит, что в ходе войны скоро наступит перелом, значит, так оно и случится. Конечно, победа будет за Германией. Раса и кровь. Кровь и ненависть. Кровь и пламя. Поэтому фюрер стоит выше критики для любого немца на вечные времена. Будем же исполнять свой долг...
Когда Шидлауски вошел в лабораторный бокс, подопытный материал уже был подготовлен. Пять человек, как он и просил. В сопроводительных бумагах говорилось, что все пятеро - русские военнопленные и за грубое нарушение лагерного распорядка приговорены к смертной казни. Заключенный No 23756, на груди у которого была красивая татуировка (русалка, обвившая бриг с распущенными парусами), поступал по окончании эксперимента в цех художественных изделий, о чем доктор Шидлауски и сделал соответствующую отметку.
– Ну что, господа, приступим?
– спросил он штурмбанфюрера Динга и доктора Видмана.
По знаку Динга раздетых догола заключенных уложили лицом вниз на специальные козлы и крепко привязали за руки и за ноги к ввинченным в струганое дерево кольцам.
Динг неторопливо вложил в обойму пять патронов, пули которых содержали кристаллы яда, и резким ударом ладони вогнал вороненую, с хорошо смазанной пружиной коробочку в рукоятку пистолета.
– Сегодня у нас по плану верхняя часть левого бедра, - сказал Видман, заглядывая в лабораторный журнал.
– Так-так, - одобрительно кивнул Шидлауски.
– Давайте, коллега.
Динг снял пистолет с предохранителя и, отодвинув ногой табурет, подошел к козлам.
До чего же они истощены, подумал он, критически оглядев острые, выпирающие лопатки, серовато-желтую кожу на бугорках позвонков и провалившиеся с боков ягодицы. Не очень показательный материал. Пониженная сопротивляемость.
Чуть наклонившись и вытянув далеко вперед руку с пистолетом, он быстро сделал подряд все пять выстрелов.
Хотя подопытные находились под хлороформом, Динг зарегистрировал в двух случаях непроизвольную мышечную реакцию. Возможно, что остальные тоже прореагировали на выстрел аналогичным образом, но заметить это помешал пороховой дым.
Когда он развеялся, к козлам подошли Шидлауски и Видман.
–
– Шидлауски внимательно осмотрел раны и нахмурился.
– У третьего подопытного повреждена бедренная артерия. Надо немедленно остановить кровь.
Видман схватил заранее подготовленный тампон и остановил кровотечение.
– Потеря крови составляет максимум три четверти стакана.
– Он брезгливо покосился на быструю алую струйку, сбегавшую с козел на замызганные доски пола.
– Следовательно, ни в коей мере не может считаться смертельной.
– Согласен, коллега.
– Шидлауски опустился на корточки, чтобы лучше разглядеть рану следующего подопытного.
– Так и есть! Бедро прострелено навылет! Видите выходное отверстие?
– Да, коллега, какая жалость!
– покачал головой Видман.
– В этом случае действие яда вряд ли обнаружится.
– На газовку?
– спросил Динг.
– Зачем нам лишняя возня?
– пожал плечами Шидлауски.
– Сделаем ему укол.
– Он возвратился к столу и взял с застекленной полки стерилизатор со шприцем. Вставив поршень и насадив иглу, набрал в шприц синеватой жидкости из шюттовской бутылки с притертой стеклянной пробкой.
– Переверните его, пожалуйста, - сказал он, пустив из иглы тоненькую короткую струйку.
Сделав укол, он сунул в уши трубочки фонендоскопа и взял в руки секундомер.
И именно в тот момент, когда минут через 20 - 25 после выстрелов у подопытных появилось двигательное беспокойство и легкое слюнотечение, его вызвал к себе комендант!
Но если день сразу не заладится, так уже не заладится до конца! После обеда комендант снова вызвал Шидлауски к себе.
– Получена радиограмма из главного управления безопасности. Комендант казался весьма озабоченным.
– Велено ждать важного заключенного. Ваше присутствие тоже необходимо.
– Понимаю, штандартенфюрер.
– Шидлауски подтянулся.
– Радиограмма обычная?
– Да, как всегда.
– Может, ничего серьезного? Шумиха по поводу какого-нибудь пустякового транспорта.
– Сомневаюсь.
– Комендант почесал затылок.
– Тогда дали бы открытым текстом.
– Это дело другое.
– Приказано подготовить печи и ждать.
– Комендант пододвинул к себе телефон.
– Позвоню на телефонную станцию. Пусть передадут по команде в крематорий.
По концлагерю прокатилась волна напряжения и страха. Командофюреры бегали от комендатуры к блокам и от блоков к крематорию, очистили от подопытных больных ревир. На вышках усилили охрану. Топки спешно загружали коксом, со склада запросили новую бочку нефти. Не понимая причины всей этой суеты, взвинченные до предела капо лютовали как никогда. Рассыпали удары направо и налево, крошили челюсти, проламывали черепа. За несколько часов было насмерть забито больше заключенных, чем за всю истекшую неделю.