Секреты балтийского подплава
Шрифт:
Трибуц спрашивает: "Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли и базы?"
Кузнецов отвечает: "Можно и нужно!" "Мой телефонный разговор с Трибуцем закончился в 23 часа 35 минут" (см. сс. 356, 357. 359).
Что происходило в Либаве, нам рассказывает Грищенко в книге "Соль службы". В час ночи 22 июня офицеры были вызваны посыльными на корабли и в части. Личный состав перешел из казарм на лодки. Готовности номер один объявлено не было. В четыре утра Грищенко "решил не терять зря времени, провести учение по
"В самый разгар наших учений мне подали радиограмму с адресом "По флоту". Я быстро прочел: "...последнее время многие командиры занимаются тем, что строят догадки о возможности войны с Германией и даже пытаются назвать дату ее начала... Вместо того, чтобы... Приказываю прекратить подобные разговоры и каждый день, каждый час использовать для усиления боевой и политической подготовки... Комфлот Трибуц".
Хорошая радиограмма в пятом часу утра 22 июня.
Почти тотчас, пишет Грищенко, над гаванью и над подводными лодками появились бомбардировщики с крестами и свастиками. "Но никто из командиров подводных лодок, памятуя указание "огонь не открывать", не решается осмелиться и нарушить его... (...) Самолеты в третий раз пролетают над нами. Где-то в стороне — не то взрывы бомб, не то стрельба орудий" (см.: "Соль службы", сс. 53-54).
Заглянем в "Боевую летопись ВМФ..." (с. 95): "Около 4 ч. немецко-фашистские войска при поддержке танков, авиации и артиллерии перешли в наступление на приморском направлении. Самолеты противника, не встретив противодействия, нанесли бомбовый удар по Лиепае..." Исторический сборник "Краснознаменный Балтийский флот..." (М., "Наука", 1973, сс. 23-24) говорит об этом подробнее: около 4 часов утра краснофлотец Колотенков, разведчик 841-й зенитной батареи, которая находилась в боевом дежурстве (это уточнение подчеркивает, что и в береговых частях флота готовность номер один не была объявлена), определил, что неизвестные самолеты идут курсом с моря на военно-морскую базу. Колотенков объявил по батарее боевую тревогу и доложил по телефону о самолетах на КП. С КП дивизиона последовала команда: "Огня не открывать".
12 бомбардировщиков "Ю-88" нанесли удар по Батскому аэродрому, где базировался 148 истребительный авиационный полк.
Командир 503-й зенитной батареи, которая прикрывала аэродром, старший лейтенант В. Рябухин приказал (видимо, на свой страх и риск) открыть огонь. Однако самолеты уже отбомбились и без потерь развернулись на обратный курс. Вот эти разрывы бомб и стрельбу орудий и слышал Грищенко, находясь на мостике лодки "Л-3" в гавани и читая удивительный приказ Трибуца прекратить разговоры о войне с Германией и заняться политической подготовкой.
Далее в историческом очерке говорится, что немцы уничтожили восемь истребителей, а днем 22 июня 148-й полк приказом штаба Северо-Западного фронта был переведен в Ригу. "Таким образом, уже в первый день войны база осталась без прикрытия истребительной авиацией" (Там же, с. 24).
Так
С чего вдруг Трибуц стал так "независим"?
Кузнецов в книге "Накануне" сообщает интересный "поворот в сюжете" ночи на 22 июня.
Сталин, пишет Кузнецов (см. сс. 355-357, 365), не позднее 14 часов 21 июня "признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным". До вечера Сталин занимался военными вопросами. Вечером он распорядился запретить партийным работникам воскресный отдых и выезд за город: "Возможно нападение немцев". В 23 часа Генштаб привел в готовность пограничные округа.
А ночью ни один телефон Сталина не отвечал. Дежурный в Кремле, когда Кузнецов хочет доложить Сталину, что началась война, что бомбят Севастополь, соединяет Кузнецова с Маленковым. В ту ночь Маленков — первый человек в государстве.
"Вы понимаете, что вы докладываете?" — раздраженно и недовольно отвечает Маленков и, не желая ничего слушать, вешает трубку.
Трибуц не выполнил приказ Кузнецова. Может быть, Трибуц имел другие "ходы наверх"?
Если принять это за рабочую гипотезу, такая гипотеза объяснит наконец, почему Трибуцу "сошли с рук" и Либава, и Таллин, и Таллинский переход, и 43-й год. Другие командующие флотами и фронтами смещались за гораздо меньшие просчеты и потери.
Часть третья
В укоризну моей "дремучести" (к разговорам на флоте, что отец комфлота Трибуца был при царе начальником тюрьмы) каперанг и профессор Мрыкин пишет в "Вечерний Петербург": "автору следовало бы поинтересоваться личным делом адмирала В. Ф. Трибуца в архиве..."
(Угу. "Могеть-то он могеть. Да только хто ему дасть?..") "...из которого он узнал бы, что отец Трибуца был городовым".
Я не уверен, что Трибуц писал в анкете правду. Тут лучше читать личное дело Трибуца-старшего. Но и городовой, символ врага рабочих и революции (вспомните фильмы о Максиме), не являлся украшением анкеты в Рабоче-Крестьянском Красном флоте. Совершенно не понимаю, каким образом Трибуц с "полицейским" пятном в анкете поступил в 22-м году в училище. Каким образом он восходил наверх в начале 30-х, когда командный состав флота чистили от "нежелательных элементов", и в конце 30-х, когда убирали "врагов народа". Может быть, Трибуц имел "личные заслуги" перед кем-то из могущественных чинов в партии?
В 39-м Трибуц как командующий Балтфлотом оказался явно слаб. В боевых действиях ему "помогали заместители Наркома ВМФ Исаков и Галлер. Исаков даже выходил на линкоре "Марат" для обстрела береговых батарей на острове Биорке" (Кузнецов, "Накануне", с. 267). За "финскую войну" был снят даже маршал, нарком обороны. Но Балтфлот встретил 41-й год с тем же командующим.
Кузнецов в своих книгах не раз возвращается к Либаве. Это больная для него тема.