Секреты модельной общаги
Шрифт:
У меня до сих пор звучал в ушах приказ фотографа: «Не думай» — и я знала, что мама была бы во мне разочарована, если бы услышала, что я с этим смирилась, так как она сама пробила себе дорогу в мире мужского бизнеса и все, чего она добилась, давалось ей нелегко.
— Чудесно, милая. Можешь отсканировать и переслать нам по электронной почте фотографии, когда их получишь? — спросила она.
— Конечно. То есть пройдет какое-то время, но, когда я получу снимки, вы с папой будете первыми, кто их увидит, — пообещала я.
— Ну а вообще как дела?
— Хорошо, то есть отлично!
Я запаниковала. Мама всегда чувствовала, когда я чего-то
— С тобой все в порядке, детка? — спросила мама.
Ее голос в телефоне все еще согревал меня, несмотря на огромное расстояние.
Мне захотелось рассказать ей обо всем — и о встрече с владельцем галереи, и о будущем свидании с одним французом, от которого сходит с ума моя придурковатая соседка, и о пай-девочке Дженетт, действующей мне на нервы, и о том, что мне хотелось бы убедить Кайли почаще выбираться из общаги в свет, и о клубных агентах, всю ночь угощавших нас шампанским «Вдова Клико», и о том, что я с ужасом жду еженедельных обмеров, и о Рейчел, и о том, какая у нас паршивая, запущенная общага, и о том, что девчонки-модели съезжают с катушек, веселясь все ночи напролет и не соблюдая никаких рамок, и о том, что, может быть, в глубине души мне тоже хотелось бы поступать так, как они. Но я ни о чем не стала рассказывать.
— Да, мамочка, все прекрасно, я просто немного расчувствовалась. Ты вышлешь мне кроссовки, которые я забыла в кладовой?
Я хотела продолжать разговор с мамой только для того, чтобы слышать ее голос, но пришлось закругляться. Светлана была готова к выходу. Внизу нас ждала машина.
9
Галерея Клюстера. Название, нанесенное на двери из толстого стекла, казалось, висит в воздухе. Через несколько дней после моей первой фотосессии я стояла на одной из улиц Челси перед галереей и думала об отношениях между Робером и Виллемом, спрашивая себя, во что я ввязываюсь. «Будь что будет. Иногда я слишком много думаю». Я потянула за ручку, и дверь мягко открылась. Я оказалась в фойе перед главным залом.
После съемок, а затем вечеринки в компании Светланы и ее друзей меня до сих пор переполняли сумбурные чувства. Звонил Люк и рассказал о том, что они получили очень много откликов о моей фотосессии — это было приятно и радостно. Я хорошо поработала, и теперь, наверное, пойдут другие заказы. От этой мысли меня переполнило щенячье волнение, какое я испытывала только приехав в Нью-Йорк. Но я не могла забыть резкого выпада фотографа, который обошелся со мной как с несмышленым младенцем, не имеющим права открывать рот, а тем более заводить разговор о чем-то, кроме туши для ресниц.
Развалившись на диване в пижаме (слава богу, пару дней после съемок мне не нужно было бегать по кастингам), я перелистывала альбом Баския, все больше и больше негодуя по поводу того случая, хотя во время съемок вела себя как кроткая овечка.
Творчество Баския действительно меня интересовало; я ничего не выдумывала ради того, чтобы казаться «крутой». Я посмотрела все репродукции картин, затем жадно проглотила очерки в конце альбома, узнав много нового о стиле и последователях художника.
Только из-за того, что я модель, я и права не имела ничего сказать? Хм. Взвинтив себя как
По гостиной расхаживала Кайли, одним глазом глядя в телевизор и беспомощно пытаясь рассортировать белье в стирку, так как с некоторых пор прачечная стала ей не по карману и она решила сэкономить хотя бы на этом.
— Слушай, Кайли, — сказала я, — не хочешь смотаться в Челси?
Она как раз решала, можно ли бросить розовые стринги в одну кучу с черными.
— В Челси? Прямо сейчас? В такую рань? — удивилась она.
— Нет, я имела в виду другое — пройтись по галереям, — пояснила я. — Тебе бы это не помешало.
— Каким еще галереям? Художественным? Я очень занята, — последовал ответ.
— Ну ладно, — сдалась я.
Вообще-то я надеялась, что Кайли проявит интерес к этой прогулке, — наверное, следовало соблазнить ее бесплатным вином. Дженетт, скорее всего, не возражала бы пройтись со мной, но я вспомнила, что у нее в этот день кастинг. Или очередная съемка? Точно не знаю — она всегда как- то сбивчиво рассказывала о своих делах.
Я оделась и поехала одна на метро до Уэст-Челси, эпицентра искусства в Нью-Йорке. Для начала я заглянула в две галереи, и обе меня разочаровали: в первой были выставлены плохонькие пейзажи, а вторая была забита произведениями, словно взятыми из комиксов, — и хоть бы выполнены были хорошо или игриво, в манере Роя Лихтенштейна! [31] Но нет, ничего подобного.
Спустя несколько часов я начала двигаться в сторону галереи Клюстера. Бетонный фасад галереи выглядел современно с тонкими прорезями окон и большими тяжелыми дверьми. Я снова взглянула на карточку, словно проверяя, не ошиблась ли адресом, но выпуклые буквы сказали мне, что я стою на нужном месте.
31
Лихтенштейн Рой(1923–1997) — американский художник, основоположник направления поп-арт, в котором использовались и перерабатывались образы массовой популярной культуры — комиксов, киноафиш, рекламы.
По правде говоря, я мешкала у входа не только из-за странного предостережения Робера насчет хозяина галереи, который на первый взгляд показался мне очень милым человеком. Меня больше беспокоило, что Биллем, возможно, в тот вечер немного выпил и теперь может не вспомнить о нашем знакомстве. Или еще хуже, вспомнит и пожалеет, что вообще когда-то завел разговор об искусстве с какой-то там моделью. Возможно, он такой же, как фотограф, возможно, он считает, что я тупая, а потому будет просто кивать и улыбаться, но на самом деле не слушать меня. Я уже говорила, что иногда слишком много думаю.
Я утешилась мыслью, что, скорее всего, его вообще нет на месте — уехал куда-нибудь в Германию, в замок, чтобы приобрести очередное огромное полотно.
«Будь что будет», — подумала я и решительно вошла.
Первое, что я заметила в галерее помимо ослепительной подборки огромных произведений искусств, развешанных по стенам, — это самого бельгийца, который вовсе и не думал уезжать в какой- нибудь немецкий замок Биллем был единственным посетителем собственной галереи — в отутюженном безукоризненном костюме и ярком галстуке. Несмотря на опрятный вид, выглядел он измученным, словно ему приходилось заниматься несколькими делами одновременно.