Секреты модельной общаги
Шрифт:
Однако мои родители, в отличие от дальних родственников, оказались более прозорливы. Они сразу поняли, что дела у меня идут не так хорошо, как считали другие.
Возвращаясь в Нью-Йорк на поезде после довольно скучного новогоднего праздника, где мои старые школьные приятели напились пивом и дешевым шампанским, я открыла чемодан, чтобы вынуть купленный в дорогу журнал. На пол вывалился толстый буклет: родители потихоньку сунули ко мне в багаж брошюру местного муниципального колледжа. К обложке была прикреплена записка: «Подумай об этом», написанная маминой рукой. Едва доехав до Нью-Йорка, я выбросила брошюру в первую же вокзальную урну.
Да,
В общаге, как всегда, царил хаос. Светланы не было, зато гостиная вся провоняла застарелым сигаретным дымом. Перед Рождеством Кайли приволокла маленькую елочку, купленную на улице.
Конечно, за ней никто не ухаживал, и она успела побуреть, раскидав по всему полу иголки. Посреди нашей тесной спальни лежала высокая гора одежды.
Я открыла окно в гостиной, чтобы впустить свежего воздуха, и выкинула в мусор целую стопку размокших контейнеров из кулинарии, которые кто-то нагромоздил поверх декабрьского номера «Vogue», лежавшего на кухонном столе. Приятно вновь оказаться дома.
Жизнь медленно возвращалась в обычное русло после безумного новогоднего веселья, когда каждый позволял себе абсолютно все. Город стряхивал с себя коллективное похмелье праздничных оргий. Лично я строго следила за тем, что ем, и если верить весам (тем, что в ванной, а не тем, что в спальне — «дурацким», как мы говорили, так как они всегда прибавляли пару фунтов), мне удалось сохранить прежнюю форму, что было маленьким подвигом, когда вокруг все без перерыва поглощали сливочную помадку и яичные коктейли — злостных врагов моделей.
Робер по-прежнему торчал в Париже, проводил время с мамочкой, как он говорил. Неудивительно, что я с нетерпением ожидала его возвращения. Меня подстегивало обещание «пропустить рюмочку» у него на квартире. А еще я могла носить подаренные им туфельки, не опасаясь, что Светлана замучает меня расспросами, откуда они взялись. Родители подарили, разумеется.
В галерее дела обстояли более или менее нормально; Биллем так и не заподозрил, что я внимательно слежу за каждым его шагом. К тому же он готовился к большой выставке Баския, и у него все равно не было времени заниматься мной. Впрочем, мы иногда беседовали с ним об искусстве: он расспрашивал меня, что интересного я высмотрела в подаренной им книге, а потом принимался вспоминать тысячи милых историй, связанных с теми художниками, которых я упоминала. Даже Даниель начал относиться ко мне вполне по-дружески, и когда Биллем отлучался, мы обычно болтали, чтобы развеять скуку, если в галерее было не очень людно.
Возможно, Люк напился на вечеринке или просто забыл, но никто из агентства меня не пригласил для особого «разговора». Во всяком случае, пока. Возможно, они передумали: все-таки я не нуждалась в наставлениях и совещаниях по определению «целей». В то время я частенько вспоминала выброшенную брошюрку колледжа и решила, что в новом году обязательно добьюсь успеха. Ни под каким видом я не собиралась возвращаться в Виргинию побежденной. Я не могла допустить, чтобы следующей из агентства выгнали меня, и в порыве дала клятву лучше о себе заботиться и не шляться неизвестно где по пять ночей в неделю! Новый год, новая
Светлана, хоть до сих пор и не пронюхала насчет меня и Робера, разузнала, что он до сих пор во Франции, поэтому я получила небольшую передышку и могла жить спокойно, не опасаясь славянского бунта. Кайли съездила на каникулы в Австралию и вернулась, дав зарок больше не пить. Она расхаживала по квартире, раскладывала вещи и вслух декларировала намерение вести отныне здоровый образ жизни — скорее всего, в родном городе ей вправила мозги мамочка. Но в первый же вечер она развалилась на своем троне, позволив себе по крайней мере четыре метамуциловых мартини. От старых привычек трудно отказываться.
Люция тем временем окончательно освоилась на новом месте. Наша словачка совсем захандрила и слонялась по общаге как неприкаянная, иногда заходя на кухню, чтобы отварить себе картофель с кусочком масла — ничего другого, насколько я помню, она не ела. Возможно, это единственное, что она себе могла позволить: масло с углеводами.
Ей удалось заарканить другого бойфренда, когда она выпивала однажды вечером в «Розовом слоне» со Светланой. Но своего фотографа она все равно забыть не могла. Новый роман не затронул ее сердца, тем более что бойфренд пребывал в браке с бывшей моделью и уже давно отметил свое тридцатилетие. Я надеялась, что Люция не собиралась уводить его из семьи. Какая ирония, думала я: Люция теперь сама оказалась на месте более молодой модели. Но я ничего не сказала, решив не вмешиваться в чужие дела.
Каждый вечер словачка совершала один и тот же ритуал, повергавший ее в уныние. Дело в том, что, когда она жила с фотографом, они один раз съездили в ее родной город. Бывший бойфренд захватил с собой видеокамеру и снимал там все подряд. Потом он смонтировал отснятое и подарил диск на ее двадцать первый день рождения. Люция была в диком восторге. Теперь этот фильм стал для нее горькой пилюлей.
Чуть ли не каждый вечер тоскующая по дому Люция вставляла диск в DVD-плеер и заставляла нас смотреть. Должна признать, в первый раз нам было интересно — фотограф очень умело все снял, ему удалось передать красоту, которую редко встретишь в домашних любительских фильмах. Вместе они побывали в дорогих для Люции местах, запечатлев, как она бегает по ферме, бродит по маленькому городку, разговаривает с людьми, со своей семьей. В фильме она была так счастлива, что мы ее с трудом узнали.
— Люция показать вам Словакию, — каждый раз говорила она, вставляя диск в плеер.
Пообщавшись немного со Светланой, она тоже начала говорить о себе в третьем лице, словно это было главной модной фишкой восточноевропейских моделей в этом сезоне. Экран телевизора чернел, когда запускался плеер, Кайли начинала стонать, но смирялась. Все равно заняться было нечем.
Мы уже смотрели одно и то же кино раз двенадцатый, а Люция продолжала упорно комментировать каждую подробность.
— Наши коровы! — говорила она, тыкая в животных на экране.
Они вальяжно мычали, глядя в камеру. В фильме радостная Люция гладила их жующие солому морды. Действие переходило в город. Там фотограф сделал установочный кадр кафе — видимо, ему нравилось изображать из себя режиссера и оператора одновременно.
— Кафе Люции! — напоминала нам словачка, снова показывая на экран.
— Да ла-а-адно? — саркастически интересовалась Кайли, глубже устраиваясь в кресле.