Секреты обольщения
Шрифт:
– Тебя что, кто-нибудь будет встречать? Чего это ты так вырядился?
– Нет, я просто, – ответил он и отвернулся в окно с видом скучающего столичного денди.
Поезд остановился, и я увидела спешащих к вагону родителей. В руках у матери трепетали помятые ромашки.
– Это твои вроде? – спросил Тим, вставая и закидывая сумку на плечо. – Знаешь, Танюх, неохота мне знакомиться, что-то говорить, объяснять. Ты иди сейчас, а я позже спущусь. О’кей?
– А может, к нам? – предложила я.
– Нет, что ты! Обратно вместе едем, ты дай мой билет.
– Ах да! – спохватилась я.
Открыв сумку,
– Стоянка, чего не выходите? – сказала проводница, заглядывая к нам.
– Уже, – ослепительно улыбнулся ей Тим. – Спасибо за приятную поездку!
Проводница смущенно улыбнулась в ответ и ушла.
– Ты вот что, Тимур, если захочешь пересечься до нашего отъезда, звони. Телефон мой у тебя есть, – быстро проговорила я, беря сумку и выходя из купе.
– Пока! – кинул он мне вслед.
Я не была в родном городе больше двух лет и, выйдя из вагона, увидела все то же обшарпанное здание вокзала, чахлые деревья и дворника в грязном фартуке, меланхолично сметающего мусор с перрона. Картинка осталась неизменной, словно я и не уезжала. Родители, увидев меня, ринулись к вагону, и я со сжавшимся сердцем поняла, как они постарели. Впереди шла мама, прижимая ромашки к объемной груди, обтянутой дешевой синтетической кофточкой, за ней вышагивал отец все в том же давно вышедшем из моды парадном костюме.
– Здравствуй, доченька! – всхлипнула мама, прижимаясь ко мне вместе с ромашками. – Наконец-то! Как долго ты не приезжала!
– Отпусти ты ее! – смущенно сказал отец. – Задушишь!
Мы расцеловались и пошли к выходу в город. Я оглянулась и заметила, что Тим стоит у вагона и смотрит нам вслед. Встретившись со мной взглядом, он улыбнулся, как голливудская кинозвезда, и поднял руку. Его яркий силуэт сильно выбивался из общего спокойного фона, словно в типично русский березняк залетел тропический попугай.
Первые два дня я пыталась адаптироваться. И за бесконечными разговорами, застольями, посещениями родственников они пролетели как одна минута. Утром третьего дня я проснулась очень рано и, лежа неподвижно, долго смотрела в потолок, слушая громкий беспрерывный щебет птиц, залетающий в комнату через раскрытое настежь окно. Погода установилась очень жаркая, и даже рано утром я чувствовала духоту. Мои родители много лет жили в пятиэтажной панельной хрущевке. К тому же квартира находилась на последнем этаже, и разогретая крыша не успевала остывать за ночь.
«В принципе, можно уже уезжать в Москву», – неожиданно подумала я.
Я, конечно, соскучилась по родным, но чувствовала себя несколько странно. Все осталось без изменений: и зеленые улочки моего города, по которым я так любила гулять, и эта квартира, и моя комната все с теми же книжными полками, густо заставленными любимыми книжками, со старым письменным столом, исчерканным кое-где шариковой ручкой, с продавленной скрипучей тахтой и маленьким поблекшим ковриком возле нее. Даже старушки, сидящие у подъезда, были все те же и оживленно здоровались со мной, выясняя, как «здоровьице» близких. Но этот привычный мир казался застывшим. И в то время как я стремительно жила и развивалась вне его, он по-прежнему оставался все тем же. Город, правда, понемногу ветшал, и я ни разу не увидела во время своих прогулок, что здания ремонтируются. Я, конечно, замечала на улицах, что молодежь
«Я стала чужой, – поняла я и села на тахте. – Прежней Тани Кадзи уже нет и не будет. Поэтому так хочется вернуться в Москву, к самой себе».
Я вспомнила наши выступления в образе гейш и вздохнула.
В этот момент в дверь робко заглянула мама. Увидев, что я встала, она заулыбалась, и от этого многочисленные морщинки разбежались по ее лицу.
«А ведь маме всего сорок, – подумала я. – Но почему-то женщины в провинции выглядят всегда старше своего возраста».
– Рано ты проснулась, доченька, – сказала она, заходя в комнату.
– Привычка, – ответила я.
– А я уже оладушков напекла. Решила пораньше, пока не так жарко, – сказала мама. – Сметанка свежая с рынка есть.
«Еще неделя, – подумала я со странным раздражением. – А потом – домой!»
– Вчера, ты уже спать легла, дедушка Митя звонил из деревни.
– Да? – заинтересовалась я. – Давненько я к ним не ездила.
Я накинула халатик и потянулась. Потом пошла умываться. Из кухни пахло оладьями, мама накрывала на стол. Отец тоже встал. Мы поздоровались в дверях ванной.
Когда мы пили чай, он внимательно посмотрел на меня и неожиданно предложил:
– А может, съездить в деревню?
– Когда? – испугалась мама. – Да и зачем?
– Таня давно не была у деда с бабкой. И они хотят ее увидеть, – ответил он.
«А ведь деда Митя – японец, – почему-то подумала я. – Интересно было бы с ним поговорить».
Раньше, когда я приезжала к ним на летние каникулы, меня особо не интересовало, японец он или русский. Он, правда, рассказывал мне сказки со странными сложными именами и не вполне понятными образами. Особенно часто про солнечную богиню Аматэрасу. В детстве я не могла запомнить такое сложное имя и сократила его на свой лад. И частенько перед сном просила деда рассказать мне про «Масу». Я вспомнила его лицо с такими же большими и темно-карими, как у меня, глазами и решила, что должна непременно съездить.
– А что? Отличная идея, – радостно сказала я. – Я действительно давно их не видела. К тому же в деревне легче переносить жару.
Жаворонок паритНад густым тростником равнины,Жаркое лето пришло.Где бы дерево мне найти,В тени подышать прохладой.Мы выехали вечером на стареньком «Москвиче», который безотказно служил отцу около пятнадцати лет, и уже через полчаса были в деревне. По московским меркам, это было очень близко, и я про себя удивилась, какой дальней мне казалась эта деревня в детстве. Нас уже ждали на завалинке возле дома. Я заметила, что и соседи напротив тоже сидят на скамье возле ворот со скучающим видом. Но как только машина подъехала, они дружно повернули головы в нашу сторону.