Секреты обольщения
Шрифт:
Ему показалось, что она съежилась под его сюртуком.
– Благодарю вас.
Слова благодарности были произнесены слабым дрожащим голосом.
Она не плакала, хотя у нее была веская причина для слез. Ее гордость, столь восхитившая поначалу, теперь раздражала. Возможно, виной тому были царапины, нанесенные ее ногтями и все еще горевшие на лице.
Брадуэлл гадал, понимает ли она последствия этой ночи. Ей удалось ускользнуть от оскорблений и бесчестья, но едва удастся избежать позора, когда свету станет известно об этом вечере и аукционе. А уж то, что в свете
Возможно, теперь, когда наступило затишье после бури, она была способна оценить, во что ей все это обойдется, так же как и он свои издержки. Норбери был разгневан его вмешательством. Он не прощал, когда ему портили развлечение и не давали возможности осуществить свою месть в полной мере. Возможно, граф Коттингтон и был благотворителем, но завязки от его кошелька крепко держал в руках его наследник и влиянием пользовался тоже он.
– Прошу меня простить за то, что я сорвалась.
– Это можно понять после вашего тяжкого испытания.
Его самого впечатлило то, что он так хорошо усвоил уроки и способ вести любезную беседу. Теперь хорошие манеры стали его второй натурой, а возможно, и первой, добавил он мысленно.
– Черт возьми, как кстати, что вы догадались извиниться!
– Мне так повезло, что вы приехали туда. Я так рада, что там оказался хотя бы один трезвый человек, который остался нечувствителен к грязным соблазнам.
О нет, вряд ли он остался нечувствителен. Ведь в конце концов он выложил целое состояние!
В голове Брадуэлла появились искусительные образы, говорившие о том, что он мог бы получить, не считай он себя порядочным человеком. Мимолетное объятие в аллее придало этим фантазиям живость.
Он был рад тому, что в карете было темно и Розалин не могла прочесть по лицу его мысли. Роуз обладала необычной красотой, оставлявшей душу мужчины в непрестанном изумлении. А он не любил оказываться в невыигрышном положении.
– Могу я задать вам вопрос? – спросила Роуз.
Она снова казалась совершенно спокойной. То, что леди спасли, означало всего лишь, что ей отдали должное. Сегодня она будет спать спокойно.
– Можете задавать любые вопросы.
– Вы предложили баснословную сумму. Ста фунтов было бы вполне достаточно.
– Если бы я предложил сто фунтов, сэр Морис предложил бы двести, и в конце концов ставки выросли бы настолько, что я не смог бы заплатить. Возможно, до нескольких тысяч фунтов. Я предложил такую сумму, чтобы повергнуть остальных участников аукциона в шок.
. – Если бы сэр Морис был способен предложить несколько тысяч, почему не предложил тысячу?
– Одно дело перейти от ста фунтов к двумстам, потом к четыремстам и так далее. И совсем другое – от семидесяти пяти к тысяче. Конечно, это должна была быть тысяча. Девятьсот семьдесят пять фунтов могли бы показаться жалкими и мизерными. Да, понимаю, что вы имеете в виду. Предложить тысячу так скоро означало бы некоторую передышку. Несомненно, это прозвучало бы глупо.
Столь же глупо, как и предложение девятисот пятидесяти фунтов, особенно если их с трудом можно наскрести. Год назад он мог бы выплатить
Мисс Лонгуорт потребовалось спасение в весьма неудачный момент. И тем не менее это было единственное, что следовало сделать. Он хотел верить, что сделал бы это для любой женщины.
Но разумеется, она была не любая женщина. Она была Розалин Лонгуорт. Она оказалась беззащитной перед Норбери, потому что обнищала из-за преступных махинаций брата. Ирония заключалась еще и в том, что Тимоти Лонгуорт ухитрился залезть в карман Кайла Брадуэлла и основательно почистить его.
– Думаю, вы сознаете, что я никогда не смогу выплатить вам девятьсот пятьдесят фунтов. Вы надеетесь, что я смогу отблагодарить вас иначе? Возможно, вы ожидаете, что я буду ощущать себя обязанной вам и избавлю, таким образом, от необходимости домогаться меня?
Неужели она именно так восприняла сцену, разыгравшуюся в аллее? Он и не помышлял о возмещении ущерба тем или иным путем. Не думал он и о том, что она чувствует себя обязанной ему и постарается компенсировать урон.
– У меня нет никаких надежд, и я ничуть не обольщаюсь насчет возможности заслужить так или иначе вашу благосклонность, мисс Лонгуорт.
«Ах, Кайл, как же ты благороден! Такой любезный и светский идиот!»
И все же это занимало его мысли. Воспоминание об их объятии было свежо в памяти. Возможно, он готов был предаться мечтам. Раз он столь дорого за них заплатил, то почему не испытывал по этому поводу раскаяния?
– Возможно, потому вы и упомянули бордель, чтобы мне стало ясно, что сегодня я непригодна ни для чего другого? Я это и так слишком ясно чувствую. И понимаю, сколь высока цена всему случившемуся.
Да, возможно, она это понимала. Но женщина, чья репутация была безвозвратно погублена, не должна была оставаться столь спокойной и холодной. Она должна была бы выплакать все глаза, как сделала бы любая другая.
– Мисс Лонгуорт, ваши рассуждения не имеют ко мне ни малейшего отношения. Простите меня за то, что я так неуклюже пошутил. Это было вызвано раздражением. Я немного разозлился на вас.
Она подалась вперед, будто хотела рассмотреть его лицо и убедиться в искренности его слов. Слабый лунный свет, проникавший в карету, все-таки давал возможность разглядеть ее черты – совершенное лицо, большие глаза и полные губы. И даже в этом тусклом освещении от ее красоты у Брадуэлла захватывало дух.
– Вы были добры и галантны, мистер Брадуэлл. Если хотите меня выбранить и напомнить мне о моем окончательном падении, думаю, у меня хватит мужества и выдержки это выслушать.
Но он не собирался ее бранить. Он не собирался вообще говорить много. Она бы хотела, чтобы он говорил. Их краткая беседа принесла ей некоторое облегчение. А когда воцарялась тишина, Роуз оставалась наедине со своей горечью, и молчаливое присутствие Брадуэлла давило на нее.