Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине
Шрифт:
— Верно, были такие издания, но их доходы изымались в пользу СЖ. Но как это происходило? СЖ требовал: либо вы нам перечисляете весь свой доход, либо государство заберет его у вас в качестве налогов. И в любом случае редакции оставались обобранными до нитки. А теперь они будут освобождаться от налога на законных основаниях.
— Плюс к этому могут поправить свое благосостояние еще и рекламой. Ведь зарубежная пресса основной доход получает не от реализации издания, а от рекламы.
— К сожалению, наши газеты на рекламе держаться пока не могут. Ведь чтобы пошла реклама стабильно, нужен спрос на нее. А спрос рождается при избытке того, что надо рекламировать —
— В Указе есть запись, что вновь создаваемые предприятия творческих союзов могут быть освобождены от налогов Минфином по согласованию с Министерством культуры СССР. Как вы, Михаил Александрович, считаете, какое дело Минкульту до вновь создаваемых, скажем, газет?
— Мне кажется, что здесь может быть создан определенный механизм. Когда в руках Министерства культуры может оказаться палка-погонялка против творческих союзов.
— То есть Минкульт сможет предъявить свои требования новым изданиям СЖ?
— А почему бы и нет? Минкульт может заявить, что эту газету он от налога освобождает, а вот ту — нет. И в таком случае может возникнуть дополнительный и опасный механизм идеологического контроля.
— Но ведь, кроме идеологического контроля, в этом случае может возникнуть и ситуация для взяток?
— И это не исключено. Однако в Указе записано, что вновь создаваемые предприятия и организации освобождаются от налогов Минфином. Значит, мы это так и будем толковать: Минфин обязан освободить их от налога.
Хоть и трудно все это пока объяснить, я склонен думать, что, внося эту норму, составители Указа подразумевали, что если творческие союзы начнут вдруг создавать предприятия, не имеющие отношения к их профилю (автосборку, радиотехнику.), то в согласовании с Минкульт сработает как бы своеобразный автостоп — остановит незаконное деяние.
— Однако, для Союза журналистов, профильными могут быть не только газеты и журналы, но и свое бумажное производство…
— Думаю, что это было бы весьма правильным. В первую очередь союзу сейчас надо озаботиться тем, чтобы создать материальную базу свободе слова. Ибо без материальной базы свобода печати — блеф. Нет бумаги, нет полиграфической базы — нет и свободной печати, свободного слова.
Надеюсь, что данный Указ — это первый шаг Президента в реализации тех социально-экономических проблем, которые обсуждались на VII съезде СЖ и о которых говорилось в обращении съезда к Президенту СССР.
В Союзе журналистов СССР в мае 1991 года образовали Комитет о защите свободы слова и прав журналистов и председателем его избрали еще одного безработного журналиста — Павла Гутионтова, вынужденного распрощаться с «Известиями», где он был ведущим, самым популярным обозревателем по внутриполитическим проблемам. Гутионтов столкнулся с очень сложными вопросами. Кого он должен был защищать?
Те, кто у нас раньше обкладывал матом иностранных буржуев и исправно получал за это гонорары и зарубежные командировки, сами ни на йоту не верили в то, что писали. Не имея ясного представления о делах в республиках, эти же люди с имперской небрежностью публично клеили ярлыки «националист», «фашист» и т. д. руководящим деятелям Литвы; в Узбекистане усилиями МВД СССР не угодных Москве руководителей республики просто упекли за решетку, в Баку строптивых перестреляли десантники, а посланцы Кремля полностью
О каком уважении людей к журналистам и к журналистской профессии можно после этого говорить? Таких деятелей можно только бояться, как нормальный человек избегает в своей жизни иметь дело со следователем, милиционером или сотрудником КГБ. Обо всем этом хорошо сказал М. Полторанин (международная газета «Русский курьер», № 16, июнь 1991):
«Сейчас, конечно, не так, как в восемьдесят восьмом — восемьдесят девятом годах, когда нас со всех трибун проклинали. Журналистов не любит общество, потому что это больное общество. Нормальная журналистика показывает его недостатки, болезни, изнанку. То, что оно привыкло прятать далеко и надежно. Несозревшее, недемократическое общество содрогнулось оттого, что обнажилось, насколько плохо оно воспитано, насколько плохо живет, насколько плохо одето… Но вместо того, чтобы лечить себя, стало пенять на зеркало и даже пыталось его разбить.
Вторая волна нелюбви к журналистике пошла, когда вся эта публика, которую мы называем партократией, снова почти полностью прибрала к рукам средства массовой информации. А малую толику изданий, которые выпирали еще острым углом из этого благополучия, стало подвергать остракизму. Но с августа 1990 года, когда в силу Закона о печати стали появляться газеты совершенно независимые, неподконтрольные никакой олигархии, и опять стали писать о том, о чем другие газеты молчали, — снова пошла реакция: не сметь, не трогать.
С другой стороны, сейчас в неуважении к журналистам во многом виноваты и сами журналисты. Мы первыми перешли на рыночные условия. И теперь просто подтверждается, что и многие журналисты — из привыкших жить под чьей-то крышей, выполнять чьи-то указания — не в состоянии принять лично для себя условия, в которых уже реально работает журналистика независимая, демократическая. Тем более, когда партийные комитеты КПСС, так сказать, одумались. Всегда прежде принимая журналистов, считая их холопами, бросая с барского стола им лишь обглоданные кости, теперь партократы стали срочно подкармливать тех журналистов, которые еще остались в партийной прессе. На Центральном телевидении, в „Правде“, в „Советской России“, в „Сельской жизни“, в „Рабочей трибуне“, в „Московской правде“. Стали создавать им условия, чтобы они, как говорится, жили на зависть тем, кто работает в независимой прессе и кого они называют писаками. А особо обласканные начальством стали выполнять любые его команды.
Взять, к примеру, того же Игоря Фесуненко, который вел передачи с кандидатами в президенты России. Насколько выборочные у него вопросы — к Бакатину, к Рыжкову. Насколько приятная тут у него улыбка. А когда он разговаривает с Горбачевым! Здесь не просто приятная улыбка, здесь полнейшее подобострастие, сплошное придыхание, само послушание. Даже вся фигура при этом изогнута в вопросительный знак.
И тот же И. Фесуненко — как по-барски развалился перед Б. Ельциным, как по-хамски. А когда Ельцин снял пиджак (от юпитеров в студии ведь жарища), сказал: „Надеюсь, вы ограничитесь этим“. Думаю, что в порядочном обществе подобный журналист больше бы не имел права появиться на телеэкране. Когда люди смотрят на таких журналистов, они, естественно, испытывают неуважение к ним. А через них, что тоже очень естественно, проецируют негативное отношение и на других представителей нашей профессии.