Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине
Шрифт:
Практически редактор как бюллетеня, так и „Северного телеграфа“ — Саша Лаврова, она филолог. Но вообще-то у нас слабо с формальным делением по постам. К тому же состав редакции постоянно меняется, происходит естественная ротация кадров.
— Все это не огорчает?
— В последние месяцы не меняется, и это меня огорчает. Нет притока свежих людей.
— Расскажите о материальной базе, финансовых возможностях агентства.
— У нас один-единственный компьютер, который грозит сломаться. Первые два бюллетеня были машинописными, размножались на ксероксе и раздавались. Но нам повезло, почти сразу удалось договориться с одной прибалтийской типографией, пресс-бюллетень
— И часто ваше издание подвергается репрессиям?
— В минувшем декабре в очередной квартире, где помещалась редакция, произвели обыск, пытались обнаружить наркотики. Их не нашли, но нашли баллончики со слезоточивым газом, нормальные такие штучки, в Западной Германии свободно продаются — хорошая защита от бандитов. Хозяину квартиры — трое суток. Но наркотики и баллончики, конечно, только предлог. На деле акция была вполне ожидаемой: как раз накануне появился специальный выпуск бюллетеня, посвященный местным правоохранительным органам, под шапкой „Мафия на страже закона“.
— Но к Закону о печати вы, насколько я понимаю, относитесь положительно, однако и он диктует правила и нормы, которым вам, пока еще неформалам, придется следовать. Несмотря на отмену цензуры.
— А вот цензура нас до сих пор не волновала. Нас волнует совсем другое: доступ к типографской базе. Закон о печати должен вступить в действие одновременно с рыночным механизмом. Если мы получим реальную возможность искать бумагу по рыночным ценам, а хозяин партийной типографии по-прежнему станет смотреть, а что они там печатают? — то на деле никакой свободы печати не будет. Я исхожу из триединой арестантской формулы: не верь, не бойся, не проси».
В первых числах января 1991 года в Москве начало работать только что созданное Христианское информационное агентство (ХИАГ) с ин формационным бюллетенем «Христианские новости» и периодическим сборником «Христианский архив». ХИАГ образовалось на базе независимого издательства евангельских христиан-баптистов «Протестант», уже распространяющее через «Союзпечать» свою одноименную газету, а также журнал «Христианин», возрожденный после почти 70-летнего перерыва.
ГЛАВА III. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ-ВЕТЕРАНЫ
Чем была интересна «Правда»
«Правда», «Известия», «Рабочая трибуна», «Комсомольская правда», «Труд», «Красная звезда», «Сельская жизнь», «Гудок» — именно эти восемь газет кабинет министров СССР финансировал 2 марта 1991 года твердой валютой к оперативной их отправке по воздуху зарубежным подписчикам. Таковых вобралось 17 тысяч. Иностранные подписчики других советских изданий, число которых (подписчиков) во много раз больше — должны были довольствоваться тем, что часть номеров они в 1990–1991 годах получали поездом (Европа) или морем. А большую часть номеров вообще не получали.
Путчисты в августе 1991 года объявили о прекращении выпуска всех московских газет и журналов, за исключением все тех же восьми, вышеприведенных (только
«Будет ли „Правда“-91?». Под таким заголовком еженедельник «Аргументы и факты» (№ 41,1990) поместил заметку с изложением ситуации, сложившейся в редакции центрального органа ЦК КПСС газете «Правда», со слов заместителя секретаря партийного бюро газеты В. Егорова:
«Ситуация действительно чрезвычайная. Именно поэтому повесткой открытого партсобрания редакции стал вопрос „Будет ли „Правда“-91“? Уже сама его постановка показывает, насколько серьезен кризис, поразивший газету. Она теряет авторитет и поддержку читателей, запоздало реагируя на острейшие события, порой неумело ведя дискуссии с политическими оппонентами, обходя или замалчивая явления, требующие оперативного отклика или анализа.
Большинство наших журналистов все это ясно сознают, но бюрократическая иерархия, сохраняющаяся в коллективе, мешает полному проявлению творческого потенциала редакции, вносит атмосферу нервозности, разобщения. Возникший у нас конфликт никак нельзя сводить к каким-то личностным противостояниям и отношениям. Вопрос о том, что нынешнее руководство „Правды“ (редколлегия и главный редактор) не способно вывести газету из кризисной ситуации, был одним из ключевых на партийном собрании. И если пункта „о недоверии“ не оказалось в постановлении собрания, то лишь благодаря заявлению главного редактора: „В ближайшие же дни я поставлю перед Центральным Комитетом и Политбюро вопрос о том, что я не могу и не хочу здесь работать“.
Если сохранится прежнее положение вещей, газета просто погибнет. Для примера — некоторые из последних (на 1 октября) данных о ходе подписки на „Правду“: по всей Украине — всего 92 тыс. человек (на тот же период прошлого года только в Днепропетровске было 140 тыс.). Есть регионы, где подписчиков просто единицы».
Внутренняя кухня взаимоотношений номенклатуры КПСС с принадлежащей ей прессой всегда была у нас темой табу за семью печатями. Даже большинство сотрудников партийного издания представляли себе лишь в самых общих чертах механизм осуществления пропагандистских кампаний, начинаемых где-то в недрах высокой инстанции (КПСС или КГБ, Минобороны или МИД) и претворяемых в жизнь на газетных страницах.
Газета «Куранты» (1.11.1990) поместила откровения журналиста «Правды» Владимира Сомова. У его статьи предлинный редакционный заголовок — «Долгие годы журналистика была орудием в руках тоталитарной системы. Большинство газетчиков, сами того не подозревая, занимались идеологическим оболваниванием народа. И сегодня один из них выступает с покаянием, горько сознавая, что у всех у нас УКРАЛИ ЖИЗНЬ»:
«Мы часто теперь смеемся сквозь слезы. Потому что смеемся над собой. Вот и эта история, что поведал приятель, поначалу нас обоих повеселила. Но уже через минуту мы, сидели, приумолкнув, тяжело вздыхая и думая каждый о своем. А суть вот в чем. Соседка приятеля по коммунальной квартире на неделю отправилась к подруге в ФРГ. Первый раз на растленный Запад. Вернулась угрюмая, замкнутая. На все вопросы отвечает отрешенно: „Украли жизнь!“ Проходят недели, месяцы, а она твердит только одно. „Украли жизнь!“
Практически каждый советский человек, попадающий за кордон, испытывает глубочайший шок. Изобилие продуктов и тряпок, их поразительная дешевизна и всеобщая доступность, доброжелательность сферы услуг и дружелюбие людей — все эти будничные реалии нормальной жизни могут свести с ума даже человека с крепкими нервами. Абсурдность и античеловечность большевистского эксперимента сейчас очевидна, пожалуй, всем. Кроме самих большевиков, которым и ныне не дает покоя авангардная роль партии. Жизнь украли у сотен миллионов человек. У нескольких поколений. В том числе их будущих, поскольку мы еще очень не скоро придем в чувство.