Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале
Шрифт:
Я решил редактировать журнал, чтобы доказать Ди и всему миру, что это просто, а значит, бессмысленно. Другие люди могли бы больше не мечтать о карьере редактора, поняли бы, что менеджмент – неквалифицированная работа, которая по силам каждому, и были бы готовы сбросить со своих плеч капиталистический гнет. А может быть, я решил стать редактором журнала просто ради смеха. Если бы только люди смогли понять, как это сложно – быть марксистом по убеждениям и редактором мужского журнала по роду деятельности. Перманентная классовая борьба внутри самого себя двадцать четыре часа в сутки.
Французский мыслитель Бодрилло считал, что выхода из игры капитализма нет: «Остается только отступить, принять правила игры общества, от которого ты отрекся, и участвовать в его жизни максимально активно, чтобы
Брэд пригласил меня на прощальный ужин Дэвида Нейлора. Это был исторический вечер для всей индустрии мужских журналов Австралии, жаль, что я его почти не помню. Я не собирался пить слишком много, ведь мне предстояло завести новые знакомства. Но когда ты постоянно знакомишься с кем-то, так или иначе приходится много пить, и я решил отказаться от пива и предпочесть более цивилизованное вино. Его можно потреблять вместе с едой, оно вдохновляет на приятный разговор об искусстве и так далее. Я часто пытался не напиться вином, и обычно все начиналось довольно неплохо: прежде чем успевал почувствовать хоть что-то, пара стаканов успевали обсохнуть; еще пара стаканов уходили на то, чтобы меня перестал удовлетворять простой, бесцветный и не похожий на пиво вкус шардоне; остальные я допивал просто потому, что решил пить в этот вечер только белое вино, а отказ от идеи стал бы проявлением слабой воли.
Той же схемы я придерживался и на прощальном вечере Нейлора. Выпив достаточно, чтобы почувствовать, что сегодня уже не напьюсь, я переключился на пиво. Эта была хорошая идея – у пива меньше градус, поэтому в меня больше бы влезло. Чтобы окончательно протрезветь, я сделал себе винно-пивной коктейль.
Прощальный вечер я помню в виде отрывочных кадров. Какие-то незнакомцы в резиновых масках ведут меня к тайному столику и там рассказывают, что мне предстоит сделать. Я отвечаю, что собираюсь руководить «Ральфом» во имя блага всех людей, которые будут работать над его созданием. До сих пор не могу понять, что имел в виду. Путь обратно – какая-то лестница или пожарный выход. Затем жаркий подвал гостиницы «Виндзор-отель». Такое начало карьеры редактора можно было считать зловещим предзнаменованием. Определенно, на работу устроился Старый Марк, а не обновленный его вариант. Не знаю, как добрался домой, но проснулся я в своей кровати. В следующий понедельник я впервые пришел на работу и по второму разу познакомился со всеми.
К моему прибытию журнал уже имел свою историю, типичные легенды о сотворении, изгнании, пантеон богов и демонологию. Добрый Седдон был изгнан из Эдемского сада. Счастливые дни выпивки в обед прошли. Журналом правили силы тьмы.
С запада «Ральф» граничил с «Долли», еще с двух сторон простирались владения компьютерных журналов. Область, которую он занимал, больше всего походила на пивную. От редакций компьютерных журналов нас отграничивали только тонкие перегородки, такие же, какие ставят в туалетах. Кабинет редактора имел стеклянные стены и располагался в правом углу. На столе стояли три корзины, придуманные еще Седдоном: «Входящие», «Исходящие» и – совершенно гениальная – «Перебор». Во «Входящих» и «Исходящих» было сравнительно пусто – пара неплохих статей и какие-то служебные записки – зато в корзине «Перебор» обнаружилась целая коллекция рукописей, которые в наш журнал по ошибке слали австралийские душевнобольные, тунеядцы или просто глупые люди. Особой популярностью пользовался раздел «Мнение», в котором самовыражались все подряд.
Авторы самых отвратительных писем чаще всего предлагали свои услуги в качестве постоянных обозревателей. Они были уверены, что все нормальные парни разделяли их точку зрения по целому ряду вопросов, начиная от «почему все женщины кричат, издеваются, бьют в пах, крадут детей, требуют алименты, ненавидят веселье и при этом правят миром» и заканчивая «почему все мужчины традиционной сексуальной ориентации остаются непонятыми и ущемленными в правах».
Я смотрел на сотрудников через стеклянную стену. Из них можно было бы составить коллекцию всех типов телосложения,
Не могу сказать, что меня порадовало первое впечатление. Большинство проблем, которые возникают в журналах, связаны с тем, что редактор считает себя богом.
Брэд пригласил меня на обед в ресторан «Текс-Мекс» – скучное заведение, где административные работники проводят рождественские вечеринки. Я сообщил ему, что больше не пью днем, и в качестве объяснения рассказал свой личный миф о проклятии и искуплении – историю своего пробуждения в Уэльсе.
Точно так же, как и Наборщик Боб, Брэд не очень-то одобрял работников, не пивших в дневное время, но позволил мне пить диетическую колу, пока сам прихлебывает шардоне. Для Брэда это было время грусти и удовлетворения. После отставки Нейлора он поднялся до главного редактора «Пипл» и «Пикчер», на это у него ушло меньше четырех лет. В лице «Ральфа» он впервые сумел получить «чистый» журнал, но был вынужден постоянно выбирать между подчинением начальнику Нику и лояльностью протеже Седдону, притом что оба поносили друг друга на чем свет стоит и не могли разрешить проблем журнала. Брэд понимал, что «Ральф» болен, но не знал, чем ему помочь.
Он рассказал мне обо всех членах коллектива. Арт-директор Крис, по его словам, был лучшим другом Седдона, Аманда, от которой зависело будущее всего человечества, тоже испытывала к нему симпатию. Поэтому у меня вряд ли получилось бы подружиться с ними. Кто-то что-то украл со своего последнего рабочего места, еще кто-то делал то же, что и все, еще двое парней были просто «немного странными». Я спросил, зачем он мне это все рассказывал. Он ответил, что я в их поселке новый человек и он просто хотел показать мне, где ближайшая выгребная яма.
Озадаченный и пузырящийся фенилаланином, я направился к выгребной яме и попросил всех сотрудников по одному зайти ко мне в кабинет и рассказать о своей работе. Потом я поведал им о своих планах, а они смотрели и думали: «Что это за лысый придурок?» или «Интересно, поднимет ли он мне зарплату?».
Ребята из отдела рекламы сидели с нами в одном офисе, Они были дружелюбные и расслабленные парни, но не могли продать рекламу, поэтому скоро их всех уволили.
Тим Скотт очень быстро перешел на должность редактора «Пикчер». Я повысил редактора отдела новостей до заместителя главного редактора, потому что его прежняя должность была не нужна. Я не нуждался и в заместителе, поэтому он скоро уволился.
Я взялся за корзину «Перебор» с ужасом и трепетом. Я чувствовал то же, что чувствовали настоящие боксеры, когда наблюдали за моими поединками. Как можно так лажать в чем-то, что настолько просто? Я объявил конкурс на худшую историю, которую обещал напечатать в журнале. В ответ стали приходить письма с рассказами гораздо лучше тех, что заполняли корзину.
Один потенциальный обозреватель из Западной Австралии позвонил мне, чтобы поинтересоваться моим мнением о его напыщенной, сумбурной писанине, в которой он утверждал, что белые парни-гетеросексуалы часто теряют работу по вине всяких меньшинств. Я оглядел свой офис, в котором было полно белокожих мужчин-гетеросексуалистов, и спросил, действительно ли его так волновала эта проблема.
В первых номерах «Ральфа» было много рассуждений. Я искоренил их все. Больше в журнале не будет ничьих мнений – даже моего.
Я начал издавать «Ральф» в марте 1998 года. Мой первый номер получился невероятно большим, на сто шестьдесят две страницы, с Эммой Харрисон на обложке. Пришлось издавать журнал с прицелом на распродажи, потому что этот номер уже пропустил все мыслимые сроки. Мы постарались выпустить номер побольше, потому что знали, что одновременно с ним выйдет первый австралийский «Эф-эйч-эм». Раньше единственным нашим соперником был маленький, бедненький любительский «Макс». Теперь нам противостояло качественное, дорогое, умное и проверенное издание.