Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале
Шрифт:
АПО отказалось от моей тактики одновременного выпуска журнала с «Эф-эйч-эм», позволив тем самым нашим конкурентам вновь выйти вперед по продажам. В стране оставалось несколько тысяч верных читателей мужских журналов – чаще всего «Макса» или «Джи-кью», – когда им приходи,! черед выбирать себе новый журнал, они чаще всего переходили на «Эф-эйч-эм». И мне даже не требовалось смотреть на конкурирующее издание, чтобы понять почему: было достаточно взвесить его – он вырос на тридцать две страницы, в то время как «Ральф» остался прежним. Любой читатель, зайдя в магазин и обнаружив там два похожих журнала, практически в ста процентах случаев выбрал бы тот, который был на пятнадцать процентов толще.
Другой важнейшей проблемой по-прежнему оставалась Новая Зеландия. «Ральф» даже не отсылал туда столько экземпляров, сколько «Эф-эйч-эм» умудрялся продавать (мы поставляли пятнадцать тысяч,
Брэд улетел в Лондон и оставил меня на пять недель исполняющим обязанности издателя «Ральфа», а заодно и «Пикчер» с «Пипл». Последние, как он меня заверил, могли сами о себе позаботиться, и я решил сконцентрироваться на «починке» «Ральфа». Но ни один из журналов не мог позаботиться о себе, так как в прессе началось обсуждение «единственной складки», и, улетая в Лондон, Брэд оставил меня разбираться с этой проблемой. Я даже не знал, что такая проблема существовала. Ее в действительности не было; как правило, для дизайнера не составляло труда найти изображение, на котором малые половые губы не были бы видны. Я не собирался появляться на телеэкране, потому что не хотел изображать негодование по этому поводу, а вместо себя отправил Карли. У нее хотя бы были половые губы.
Самым простым способом реанимировать журнал было поместить на обложку Анну Курникову. «Аннадзор» до сих пор оставался одним из самых популярных разделов журнала. Сотни австралийских мужчин гадали, как Анна выглядит в нижнем белье, а некоторые задумывались и о большем. Мы не могли даже рассчитывать на фотосессию с участием Анны, агенты которой, как нам казалось, должны были ненавидеть «Ральф», особенно после того как мы затеяли кампанию, чтобы отговорить ее выходить замуж за Сергея Федорова. Новое приложение «Сто одна самая сексуальная женщина мира» (на одну больше, чем у «Эф-эйч-эм») стало годовым бестселлером, поэтому я решил, что настала пора выпустить «Книгу Анны» – подборку фотографий сто одной самой сексуальной женщины мира, каждая из которых была Анной Курниковой.
Мы собрали все ее фотографии: каждый снимок из всех спортивных агентств, каждый рекламный кадр с каждым из товаров, который она рекламировала. Мы разбили их на категории и целую страницу посвятили фотографиям, где у нее была задрана юбка. Это был момент моего наивысшего взлета и моего страшнейшего падения – я служил самым низменным инстинктам самой грязной части нашей аудитории. Я понял, как много взял от Брэда.
Ни одна из фотографий не подходила по качеству для обложки. Мы купили у папарацци снимок ее лица, чем нарушили все правила издания мужских журналов (там не было плоти, спрятанной под платьем), и ретушировали его, сделав отдаленно напоминающим студийный портрет. Мы сгладили кожу, придали ей сияющий, золотистый оттенок, отбелили зубы и белки глаз, добавили цвета губам и убрали мешки из-под глаз. Мы расширили снимок книзу, чтобы получить эффект глубокого выреза, и переместили зрачки в направлении камеры (к сожалению, это удалось только с одним глазом). После того как мы усилили голубоватое свечение за спиной Анны, она больше не выглядела как человеческое существо – она превратилась в безупречную (если не считать глаз) Цифровую Анну. Наша «усовершенствованная» Курникова позднее была использована для плаката Международной социалистической партии (австралийского отделения СРП), на котором рекламировалась конференция на тему манипулирования женским телом в угоду средствам массовой информации.
С благословения Брэда я поручил отделу маркетинга скупить все доступные рекламные щиты. Впервые у нас были одновременно большая и эффективная рекламная кампания, большой продукт (журнал плюс бесплатное приложение) и большое имя на обложке. Августовский номер 2000 года по продажам как минимум в два раза превзошел все предыдущие выпуски. Вскоре стало ясно, что мы напечатали недостаточно экземпляров журнала, и мне удалось убедить нашего нового руководителя производственного отдела Марка Хакинса допечатать
Мне казалось, что я гений. Мне казалось, что я бог. Мне казалось, что не было задачи, с которой я не смог бы справиться. А затем, спустя пару недель после начала продаж, Аманда сказала, что с улиц убирают рекламные плакаты. Это делал по поручению Ника один из руководителей, который раньше поддерживал мнение, что уличные плакаты не работают. Нашу рекламу снимали, а на ее место клеили плакаты нового журнала «Вуманс дэй».
Я был вне себя. Я сомневался, что смогу спокойно разговаривать с тем, кто это все устроил, и поэтому отправил электронное письмо. Для начала мне сообщили, что рекламные места оказались забронированы еще четыре месяца назад, но по какой-то страшной ошибке этот факт не был отражен в нашем договоре. Мой адресат брал на себя «всю ответственность», то есть не собирался ничего делать. Меня просили подумать, «стоило ли так переживать из-за пары рекламных мест», «действительно ли они были так важны для достижения эффекта критической массы». (И все это – от людей, которые раньше вообще отрицали эффективность наружной рекламы.)
Я сказал, что считаю их поведение оскорбительным. Мне ответили, что испытывают «слабость» к теперешнему «Ральфу». Я сказал, что больше не хочу слышать о «слабостях» начальства. Плакаты «Вуманс дэй» остались, плакаты «Ральфа» сняли.
Этот эпизод изменил мое отношение к работе и к людям. Я всегда испытывал симпатию ко всем окружающим и верил, что в каком-то смысле мы все совершенно одинаковые. Но теперь я не чувствовал
себя таким же, как те, кто снял мои плакаты. Я бы так никогда не поступил. Я не мог жить с таким противоречием, но все еще считал «Ральф» своим детищем и понимал, что должен остаться. Я отбросил все сиюминутные страсти и просто решил сделать лучший мужской журнал в мире. Для истории «Ральфа» это стало небольшим эпизодом, тогда как для меня лично – настоящим землетрясением. Я никогда больше не разговаривал с Ником, и в один прекрасный день он так стремительно куда-то исчез, гонимый своими неопределенными интересами, что мы даже не успели организовать ему прощальный вечер. Тогда же в АПО вернулся Седдон, который постоянно смеялся, и стал редактором «Стрит мэшин».
Меня посадили в один кабинет с Дэном Леннардом и Гленом Смитом. Дэн, Глен и я составляли отдел специальных проектов Брэда. Моим специальным проектом был «Ральф», у Дэна – серия статей для журнала первой категории «Ред хот пипл», а Глену было поручено переделать все спортивные журналы. Вскоре мы стали друзьями и часто вместе ходили в паб.
Я официально стал главным редактором «Ральфа» и отпраздновал свое назначение покупкой нового костюма. Всем казалось, что этот костюм совершенно не шел мне. В пабе я смотрелся как брокер в компании скейтбордистов. Где бы я ни появлялся, люди думали, что я вышибала. Однажды, когда я стоял перед входом в бар гостиницы «Эдинбург-палас отель», ко мне выстроилась очередь, и человек, стоявший первым, робким голосом интересовался, можно ли им всем зайти. Хороший костюм требовал регулярного ухода. Он часто бывал в химчистках, вместе с ним туда регулярно наведывались белые рубашки, большинство из которых осталось у меня еще от второго номера журнала «Австралийское финансовое обозрение».
Однажды утром я пришел в кабинет и захотел повесить рубашки на заднюю поверхность двери, но так и остался стоять в пустом дверном проеме, тыкая руками во все стороны, как несмешной мим (то есть как любой человек, зарабатывающий себе на жизнь пантомимой). Сначала я понял, что меня лишили дверной ручки, затем – что вместе с ней исчезла и дверь. Брэд отдал ее Джеки, женщине из производственного отдела, которая пожаловалась, что люди постоянно путают ее кабинет с коридором, потому что у нее нет двери. Это казалось маловероятным, потому что каждый, кто сделал бы такую ошибку, скорее всего, закончил бы жизнь, шагнув из окна и став таким образом жертвой негласной политики АПО по увеличению числа самоубийств среди служащих. Джеки попросил Брэда организовать ей дверь, а поскольку я никогда не высказывался ни за, ни против дверей вообще, Брэд решил, что я смогу обойтись без них. Потеря двери еще больше усилила ощущение, что все в этой жизни преходяще и однажды утром я могу прийти на работу и не найти своего компьютера, стола или коврового покрытия. Невольно я стал нахваливать свою мебель, чтобы все поняли, как я ею дорожу. Время от времени я ходил повидаться со своей старой дверкой в кабинет Джеки и однажды даже повесил на нее свои рубашки, как в старые добрые времена.