Секс и ничего личного
Шрифт:
— А мне плевать, что ты говорила или нет, у тебя все на роже написано. В общем, Кэсс, ситуация простая. Или ты берешься за голову прямо сейчас, или я иду в полицию с чистосердечным признанием.
Я недоуменно моргнула.
— Что?..
— Что? Что ты глазами лупаешь, идиотка? Ты думаешь, я шутил, когда говорил, что моей жизни угрожает опасность? Ты знаешь, какой именно с меня требуют долг? Тебя же, дрянь неблагодарную, волнует только твое драгоценное будущее! А что твоему дяде могут в любой момент оторвать голову за одно
— Сарла, Шанталь...
Я ненавидела себя за то, как сейчас звучит мой голос — как комариный писк. Ненавидела, что дала втянуть себя в диалог. Понимала, что не должна участвовать в обсуждении — и не могла прекратить в нем участвовать. Запущенные дядей мысли неслись по накатанным им глубоким колеям, и не могли вырваться.
И я вспомнила. Город Сарла, особняк Шанталь, сделка о вливании одного фармацевтического производства в другое.
Понимая, что говорю не то и не так, что надо как-то иначе, я словно со стороны слышала свой заторможенный голос:
— Но ты же говорил, что с того дела мы получили мизерную прибыль.
— Идиотка! — Заорал дядя. — Боги, ну почему, почему мне досталась такая идиотка! Неужели я не заслуживаю кого-то более… Кого-то, кто интеллектуально отличается от улитки!
Нависая надо мной, дядя орал мне в лицо:
— Дура! Это наша прибыль была мизерной, наша! А они требуют возместить понесенные ими из-за разглашения убытки! И это такая сумма, которую ты, своим улиточным мозгом, не сможешь осознать никогда!
И, наоравшись, дядя резко, словно щелкнув переключателем, успокоился. Повеселел, как нососавшийся крови вампир.
— Ну, ничего! Больше пяти лет мне не дадут. А там и срок можно будет скостить примерным поведением. Я тебя зря, что ли, заставлял юриспруденцию зубрить? А в тюрьме мне будет безопаснее, чем на свободе. В тюрьме они меня не достанут. Не станут связываться. И за это время, глядишь, что-то придумаю… но раз уж я иду признаваться, то буду признаваться во всем, дорогая. И в том, кто, когда и как мне помогал. Не хочешь же ты, чтобы я врал правосудию?
Яд сочился из его слов, окутывал мозг, сковывал тело. Ложь и правда смешивались в ядреный коктейль. Ведь кстати да, именно благодаря дяде и тому, что он заставлял меня зубрить право, я поступила. “Если ходишь по грани закона”, — любил повторять он. — “Надо точно знать, что тебя ждет по обе стороны”.
Тогда мне еще очень хотелось верить, что мы на грани, а не за ней.
— Я была несовершеннолетней. И под твоей опекой. У тебя не получится утянуть меня за собой.
Дядя внезапно улыбнулся. Лучистой, довольной улыбкой, от которой мороз по коже.
— Ну как же, девочка моя, ты разве забыла о всех
— Какое прошлым летом? Какие четыре месяца?.. да мы только встретились пару месяцев назад спустя почти три года.
— Удачи доказать это в суде, моя дорогая, — он продолжал улыбаться.
И я поняла, что он что-то приготовил. Что-то отвратительно мерзкое. Он действительно собирался сесть и подставить меня так, чтобы я тоже села, если я не соглашусь на его условия.
Странно, но я не отловила внутри даже слабого эха голоска, который шептал бы мне: “Подумай. Вы же ни разу не попались. Если быть аккуратной, то можно поучаствовать действительно еще разок. Выиграть время…”
Этот вариант был настолько невозможен, что даже повернуть голову в сторону его рассмотрения было противно.
И я просто встала, повернулась спиной — к варианту и к дяде — и ушла.
Вслед мне неслись проклятия и оскорбления. Но — спасибо не снятой верхней одежде — недолго.
–
Выйдя от дяди, я несколько кварталов шла куда глаза глядят, просто приходя в себя, торопясь убраться куда подальше от дяди, от его угроз, от его влияния на меня. Когда голова чуть-чуть прояснилась, я присела на ближайшую скамейку и сделала несколько глубоких вдохов. А потом достала телефон и первым делом снова заблокировала дядин номер. Мне не о чем разговаривать с этим человеком. Держать в руках его подарок (а на самом деле, как выяснилось, взятку) было противно, но я утешила себя тем, что, вернувшись в общежитие, переставлю симку в свой старый. Плевать, плевать на доступ в сетевую библиотеку академии — ножками за книгами пройдусь, ничего страшного. А пока что нельзя терять время.
И, немного помаявшись, я набрала номер месье Жаккара.
Разговор с адвокатом вышел мало обнадеживающим.
Узнав о перспективе второго уголовного дела в моем отношении, в котором я еще и фактически виновна, пусть и со смягчающими, адвокат сухо обозначил, что договор подписан только по делу об убийстве. С любым дополнительным мне нужно заново подавать запрос в ассоциацию.
“И, желательно, не в нашу”, — явно читалось в его голосе.
На самом деле, с профессиональной точки зрения я, наверное, его понимала.
Но обидно все равно было до слез.
И завершив разговор, я осталась сидеть на скамейке, глядя в пустоту.
–
Я понятия не имела сколько прошло времени, из состояния транса меня выдернула вибрация телефона, и только по тому, что разжать стиснутые кулаки удалось с трудом, я поняла, что ужасно замерзла.
Кое-как выудив телефон из кармана я с подозрением уставилась на незнакомый номер — а вдруг это дядя? — я все же приняла вызов.
— Мадемуазель Морель? — осведомился на другом конце бархатный, удивительным образом с первых нот располагающий к себе голос.