Секс и ничего личного
Шрифт:
– Ну, чего молчишь? Делись давай! Как она в ко…
Я легонько, самую чуточку, развернулся к нашему пижону, ка-а-апельку наклонился, нависая.
– Как ты с ней замутить умудрился, я хотел сказать, – переобулся в воздухе Тома и улыбнулся мне, как святая невинность.
Парни смотрели с жадным любопытством, и я приосанился, расправляя плечи и глядя на парней свысока:
– Эх вы, сосунки! Ладно. Не плачьте! Папа вас научит, как закадрить девчонку…
Первое пиво закончилось, и мы заказали по второму, дружно освистав всем
Жан-Шарль снова заказал светлое, и снял его прямо с подноса, не дав Люке ни единого шанса, и вынудив того пить свою кислятину.
Парни, потоптавшись еще немного по мне и моих внезапных вкусах, смирились, что горячих подробностей не будет и переключились на темы поинтереснее.
– …и вот стоим мы с Тома как два придурка, с “умывайкой” в кармане, а этот упырь, хозяин “Пьяной русалки”, оказался магом и орёт как ушибленный, что сейчас он всех просветит сканером, и узнает, кто притащил в его заведение эту гадость! – энергично жестикулируя, Люка рассказывал, какую очередную дичь они с Тома сотворили.
Сам Тома, с истинно императорским величием забив болт на наше осуждение, тянул свое девчачье пойло и тонко улыбался.
– Нахрена вы вообще ее туда потащили? – Не выдержал Дамьен, который слушал Люку, вольготно развалившись на диванчике. – Там вообще активные артефакты запрещены.
– Кроме защитных и медицинских, – вставил педантичный Жан-Шарль.
Люка вскинулся:
– Ну так… это… Думали, на танцполе активируем, с девок косметические иллюзии послетают – прикинь, хохма! А пока они будут визжать, мы с Тома себе хорошеньких выберем. Ну, интересно же посмотреть, что у твоей подружки под иллюзией! Может, она крокодил! Откуда мы знали, что там на входе сканер стоит?
Дамьен спрятал лицо в фейспалме:
– Деби-и-илы! Если “Пьяная русалка” вся в иллюзиях, как праздничная ель – в шариках, то конечно, там на входе сканер!
– Да “умывайка” вообще слабенькая!
– Ага, слабенькая, только танцпол накрыла бы!
– Ой, иди нахрен, умник! Короче, мы с Тома выпившие были, и не сообразили, ага?
И меланхоличный Фонтэн, элегантно и мечтательно оторвавшись от пива, подал голос:
– Позволю себе вставить ремарку: то, что наш дорогой друг Люка называет “выпившие”, я бы назвал иначе. Скажем так: ходить мы еще могли, соображать – уже нет!
– И вас в таком состоянии пускают в приличные заведения! – С неприкрытой завистью фыркнул Дамьен.
Снисходительность у Тома получалась еще лучше, чем величие:
– Пить, мой дорогой друг, нужно уметь!
– Не пить – тоже нужно уметь, – осклабился Дамьен.
Люка отмахнулся от кощунственного предложения и продолжил рассказ:
– Ну, в общем, хозяин “Пьяной русалки” оказался магом, сказал, что сейчас всех просканирует, начал строить какую-то фигню… Мы поняли, что если нас сейчас застукают, то в “Русалку” никогда больше не пустят, ну и решили, что “умывайку”
Жан-Шарль застонал:
– Любой! Любой, кто хоть что-то слушал в школе, об этом знал бы! Вода усиливает магию иллюзий, идиоты!
– Вода и усилила, – невозмутимо согласился Тома. – С двух из трех этажей “Пьяной русалки” иллюзии облетели. Ее хозяин орал, что мерзавцев найдет и убьет. Хорошо хоть, я артефакт обтер, прежде чем выбросить… Так что теперь мы в “Русалку” и сами больше не пойдем!
Когда мы как следует обстебали этих придурков, Дамьен деловито уточнил:
– Ну что, парни, еще по пиву?
– Не, я пас, – я без особой необходимости прикрыл ладонью недопитую вторую кружку. – Мы с Кассандрой договорились вечером встретиться.
– И что? – удивился Дамьен. – Что она тебе сделает?
Я взглянул на Моранжа свысока и снисходительно бросил:
– Если приду бухой? Бортанет!
Она ж сразу поймет, что пьяный я учиться не смогу… Но это я объяснять Дамьену точно не стану!
Изумление стекло с лица Моранжа, как вода. Он взглянул на меня неожиданно цепко, вытянул из-за пазухи цепочку и отстегнул с нее кулон.
– Вив, знаешь… – перегнувшись через стол, он бросил кулон мне в кружку, – а выпей-ка это.
Не удержавшись, я понюхал выпивку: пиво как пиво. Дамьеном не пахнет!
– Ну, и что это? – Уточнил я, не скрывая скепсиса.
– Отворот.
И был он зверски серьезен.
– Дамьен, друг! – Не удержавшись, заржал я. – Не настолько ты мне нравишься, чтобы отворотное пить!
– Мне он тоже не нравится, – сообщил Тома. – Совершенно отвратительный тип.
Не теряя светского выражения лица, Тома увернулся от брошенной в него Моранжем пивной пробки и закончил мысль:
– Но отворотное ты все же выпей.
Я умилился: нет, ну я же говорил! Они редкостные придурки, конечно, но друзья хорошие!
Кассандра
Настроение было не ужасным, нет. Оно было никаким. В кампус я брела на автопилоте, а на плечи будто навалилась вся тяжесть мира.
Я не хочу общаться с дядей.
Просто не хочу.
И от понимания этого я чувствовала себя еще хуже.
К тяжести на плечах добавлялось осознание, какая же я эгоистичная неблагодарная дрянь.
Дядя Квентин забрал меня из детского дома, он учил меня и заботился обо мне как мог, а я… я даже не хочу с ним общаться.
Что с того, что мы с ним ссорились? Это же не отменяет, что с тринадцати до восемнадцати лет воспитывал меня именно он.
А ссоры… Покажите мне, в какой семье не ссорятся. А я вообще была тогда пубертатным подростком и наверняка была невыносима. И…
И всё равно, мы были семьей. И дядя был самым близким мне человеком.
Я буду ему звонить. Возьму себя в руки – и буду.