Секс и вытеснение в обществе дикарей

Малиновский Бронислав

Во всех этих видах магии эзотерическая сила слов составляет такую же неотъемлемую часть определенной местности, как и жители деревни, применяющие магию. Таким образом, магия не только относится к конкретной территории, но и является исключительным и наследственным правом матрилинейной родственной группы. В этих случаях миф о происхождении магии нужно рассматривать в одном ряду с мифом о происхождении конкретной общины как социологический фактор, объединяющий группу, формирующий чувство общности и общую культурную ценность.

Еще одна особенность привлекает внимание в конце описанного нами мифа и отличает большинство других мифов на тему магии — перечисление знамений, чудес и предсказаний. Мы можем сказать, что так же, как местный миф утверждает права общины в связи с прецедентом, миф об искусстве магии подтверждает их посредством чудес. Магия основывается на вере в особую силу, которая транслируется через человека и всегда наследуется по традиции [40] . Свидетельством

действенности этой силы является миф, но она также должна подтверждаться тем единственным, что люди принимают как окончательное доказательство, а именно практическими результатами. «По плодам их узнаете их». Первобытный человек, не менее, чем современный человек, полагающийся на науку, хочет видеть подтверждение своим взглядам в виде эмпирических фактов. Эмпирика веры, будь это вера дикарей или людей цивилизованного мира, состоит из чудес. А живая вера всегда творит чудеса. Нет ни одной цивилизованной религии, которая бы обходилась без святых и чертей, знамений и прозрений и где бы дух Божий не сходил на верующих. Нет ни одного новомодного вероучения, ни одной новой религии, будь это спиритизм, теософия или «христианская наука», которая бы не могла доказать свою легитимность неопровержимым фактом проявления сверхъестественной силы. У дикарей также имеются свои доказательства, и на Тробрианских островах, где магия — главное проявление сверхъестественного, этим доказательством является магия. Каждую форму магии окружает ореол маленьких чудес, иногда увеличивающийся, если появляются новые убедительные доказательства действия сверхъестественных сил, иногда вновь уменьшающийся, но никогда не исчезающий совсем.

40

«Аргонавты...», гл. «Магия» и «Сила слова в магии». См. также книгу Огдена и Ричардса «Значение значения», гл. II (Ogden С.К., Richards I.A. The Meaning of Meaning).

Что касается, например, любовной магии, то ее чудотворная сила, отголоски которой присутствуют в многочисленных хвастливых утверждениях о действенности ворожбы, а также в рассказах об удивительных случаях, когда первые красавицы увлекались безобразными мужчинами, достигла кульминации в описанном выше случае нашумевшего инцеста между братом и сестрой. Это преступление часто объясняется несчастным случаем, подобным тому, который произошел с мифическими любовниками — братом и сестрой из Кумилабвага. Миф, таким образом, является основой и фоном всех современных чудес; он остается их образцом и мерилом. Я мог бы привести другие примеры подобной связи между изначальным чудом, о котором рассказывает миф, и его повторением в виде современных чудес живой веры. Читатели книги «Аргонавты западной части Тихого океана» помнят, как мифология церемониальной торговли отражается в современном обычае и практике. В магии вызывания дождя, садоводства и рыболовства прослеживается устойчивая тенденция рассматривать чудесные подтверждения магической силы как повторение в ослабленной форме изначального чуда.

Наконец, большинство мифических сказаний заканчивается установлением предписаний, ритуалов, табу и социальных норм. Когда миф об определенном виде магии рассказывает практикующий ее человек, он, конечно, указывает в развязке истории свои собственные функции. Он сам верит, что действует заодно с основателем магии. В любовной магии, как мы видели, место, где произошла первая трагедия, с его гротом, пляжем и родниками, стало важным святилищем, обладающим магической силой. Местным жителям, которые больше не обладают монополией на магию, очень дороги определенные права, все еще связанные с этим местом. Та часть ритуала, которая до сих пор связана с местом, естественно, привлекает их внимание. В магии дождя и солнца Омаракана, которая является одним из краеугольных камней власти вождя, миф вращается вокруг одной или двух местных черт, также фигурирующих в современном ритуале.

Туземцы верят, что все сексуальное влечение, вся сила обольщения заключается в магии любви.

В ловле акул и капала также важны специфические местные элементы. Но даже в тех историях, которые не связывают магию с определенным местом, длинные предписания относительно ритуала либо выступают в качестве неотъемлемой части повествования, либо вкладываются в уста одного из персонажей. В директивном характере мифа проявляется его, по сути, утилитарная функция, тесная связь с ритуалом, верованием, живой культурой. Миф часто описывается психоаналитиками как «извечный сон расы». Эта формула неверна даже в качестве грубого приближения, если учесть практическую и прагматическую природу мифа, о которой мы только что говорили. Мы лишь едва затронули эту тему здесь, поскольку более она раскрывается в другой моей работе [41] .

41

«Миф в примитивной психологии» (Myth in Primitive Psychology // Psyche Miniatures. 1926).

В этой работе я прослеживаю влияние матрилинейного комплекса только на одну культуру, изученную мною лично в процессе интенсивной полевой работы.

Однако полученные результаты могут иметь намного более широкое применение, так как мифы об инцесте

между братом и сестрой часто встречаются у матрилинейных народов, особенно в тихоокеанском регионе, а ненависть и соперничество между старшим и младшим братьями или между племянником и дядей — характерная черта мирового фольклора.

III. Психоанализ и антропология

1. Разрыв между психоанализом и социологией

Психоаналитическая теория Эдипова комплекса была изначально сформулирована вне какого бы то ни было социологического или культурного контекста. И это понятно, поскольку психоанализ начинался как метод лечения, основанный на медицинских наблюдениях. Затем он был расширен до учения о неврозах вообще; затем до теории психологических процессов в целом; и наконец, стал системой, которая объясняет большинство явлений тела и духа в обществе и культуре. Очевидно, что такие претензии слишком амбициозны, но даже частичная их реализация была бы возможна только в результате компетентного и искреннего сотрудничества экспертов в психоанализе с другими специалистами. Эти последние могли бы, взяв на вооружение психоаналитические принципы, открыть новое направление исследования. В свою очередь они могли бы предоставить свои особые знания и методы в распоряжение психоаналитиков.

К сожалению, новое учение не получило доброжелательного приема и не было понято: наоборот, большинство специалистов либо проигнорировали психоанализ, либо выступили против него. Как следствие мы видим, с одной стороны, жесткую эзотерическую изоляцию психоанализа, а с другой — невежество в отношении того, что, несомненно, является важным вкладом в психологию.

Эта книга представляет собой попытку соединить антропологию и психоанализ. Подобные попытки предпринимались также и со стороны психоаналитиков. В их числе — любопытная статья доктора Эрнеста Джонса [42] . Я выбрал ее в качестве примера, поскольку эта статья представляет собой критический разбор первой части настоящей книги, которая появилась в виде двух предварительных статей в 1924 году [43] . Эссе доктора Джонса — типичная иллюстрация определенных различий в подходе антропологов и психоаналитиков к проблеме примитивного общества, поскольку автор, предлагая свою интерпретацию материнского права у меланезийцев, сложности их системы законов и организации родственных связей, обнаруживает понимание сложных антропологических вопросов.

42

«Материнское право и сексуальное невежество дикарей» (Jones Е. Mother-Right and the Sexual Ignorance of Savages // International Jounal of Psycho-Analysis. 1925. Vol. VI. Part 2. P. 109-30).

43

«Психоанализ и антропология» (Psycho-Analysis and Anthropology // Psyche. Vol. IV).

Здесь будет целесообразно привести краткое описание взглядов доктора Джонса. Цель его эссе — дать психоаналитическое объяснение института материнского права и незнания отцовства, существующего у некоторых примитивных народов. Согласно психоанализу эти два явления нельзя принимать за чистую монету. Таким образом, эти дикари, придерживаясь подобных взглядов на деторождение, демонстрируют столь безошибочный символизм, «что можно говорить, по крайней мере, о бессознательном понимании ими истины». И это подавленное знание фактов отцовства находится в тесной связи с особенностями материнского права, так как здесь действует тот же мотив — желание подрастающего мальчика защититься от чувства ненависти, которое он испытывает к отцу.

В подтверждение этой гипотезы доктор Джонс в значительной мере опирается на материал, собранный на Тробрианских островах, но приходит к отличным от моих выводам, особенно в том, что касается центральной темы — зависимости формы нуклеарного семейного комплекса от социальной структуры конкретной анализируемой культуры. Доктор Джонс придерживается теории Фрейда об Эдиповом комплексе как о фундаментальном — а по сути, первоначальном — феномене. Он высказывает мнение, что из двух составляющих его элементов — любви к матери и ненависти к отцу — последний играет куда более важную роль в формировании вытеснения. Попытка избежать чувства ненависти к отцу выражается просто в отрицании факта рождения от отца: «Участие отца в совокуплении и зачатии отвергается, и, как следствие, ненависть к нему смягчается и обходится стороной». Но с отцом еще не все. «Благоговение, ужас, уважение и подавленная враждебность, неотделимые от образа отца, навязчивые противоречивые чувства дикарей» никуда не исчезают, поэтому выбирается дядя в качестве, так сказать, козла отпущения, на которого можно свалить все грехи как на старшего мужчину, облеченного властью, а отец продолжает оставаться дружелюбным и приятным членом семьи. Таким образом, «отец распадается на доброго и снисходительного фактического отца, с одной стороны, и строгого и поучающего дядю, с другой». Другими словами, сочетание материнского права и незнания отцовства защищает как отца, так и сына от взаимной враждебности и соперничества за любовь матери. Для доктора Джонса Эдипов комплекс есть нечто основополагающее, а «матрилинейная система с дядиным комплексом возникает... как способ защиты от тенденций изначального Эдипова комплекса».