Секс с чужаками
Шрифт:
Свист объяснила все это Джеймсу минувшей ночью. Она очень сожалела, что теперь ничего из этого не получится. Обещания не исполнятся. Если бы только бендайи не пришли так скоро…
Но бендайи пришли. Коммуникационные башни пэши сделали свое дело, обнаружив приближающегося врага. Поэтому теперь пэши должны уйти. Пэши здесь слишклм мало, далеко недостаточно, чтобы оборонять планету против бендайи. Остаться было бы равносильно самоубийству. Поэтому сегодня ночью посадочные вышки отошлют корабли с вращающихся вокруг планеты баз обратно домой. А завтра прибудут бендайи.
Раздается
Но это не Свист, это Том.
Когда Том заходит, Джеймс пытается улыбнуться. Его лучший друг Том. Вместе учились в школе, играли в чемпионатах штата, потом колледж, четверка финалистов, два года в сборной — лучше друга и быть не может, ловок в защите, отличные передачи и к тому же гений мягкого обвода.
А потом пришли пэши и зарабатывать игрой стало невозможно, слишком многое должны были сделать земляшки для своих благодетелей. Том нашел себе место официанта. Джеймс нашел Свист.
Поначалу Том ничего не говорит. Он просто смотрит на Джеймса, а потом проходит мимо него в комнату, где замечает почти собранный чемодан.
Он смотрит на чемодан, лезет внутрь и достает книгу в мягкой обложке. Смеется.
— Книги и бейсбольные мячи? — спрашивает он и оборачивается, чтобы посмотреть на лучшего друга. — Твоя пэши хочет получше разобраться в нашем образе жизни или что-нибудь в этом роде?
Том намеренно игнорирует протез, кончик которого едва виден из-под бейсбольных мячей.
Джеймс не знает, как на это ответить. Свист очень ясно дала понять, что Джеймс никому не должен рассказывать об уходе пэши. Если Джеймс расскажет, Свист об этом узнает. Она всегда все знает. И тогда самому Джеймсу придется остаться.
Джеймс не хочет умереть завтра, когда бендайи уничтожат посадочные вышки и коммуникационные башни. Свист рассказала Джеймсу про бендайи и борьбу, которую ведут с ними пэши на протяжении поколений. Бендайи, сказала ему Свист, все делают очень обстоятельно. Джеймс понял, что это означает.
Том отступает от чемодана и переходит в кухню, где раскрывает дверцу холодильника, достает бутылку «Харпа», откупоривает и делает один долгий глоток.
— Уф, — говорит он, — вот они, выгоды проституции.
Джеймс против обыкновения не протестует. Действительно, есть определенные преимущества в том, чтобы быть любовником дипломата-пэши, и в нынешние нелегкие времена импортное пиво — одна из самых мелких выгод. Джеймс все равно к тому же не пьет больше «Харп». Он его держит только для Тома. Джеймс пристрастился к густой, солоноватой жиже, которую пьют пэши. Джеймс не может просвистеть ту мелодию, которая служит названием напитка, он его просто называет жижей. Свист из-за этого смеется над своим любимцем, а потом гладит его по голове за то, что он такой умненький, а потом говорит, чтобы он снял протез, а потом…
Том что-то говорит.
— Так зачем ты собираешь чемодан, Джимми? Правда, что ли, твоя пэши намерена ознакомиться с американской классикой?
— Некоторые из книг английские, — говорит Джеймс.
Том смеется и пьет.
—
Том тычет в сторону Джеймса бутылкой.
— Послушай на этот раз старину Томми. Смотри на это дело трезво. Не съезжай уж совсем с рельсов, идет? Помни, кто ты. И помни, что ты.
— Том, — говорит Джеймс. — Томми.
Он делает шаг к своему другу, один-единственный шаг в его сторону и прочь от двери, за которой видны посадочные вышки.
Но Том отворачивается, чтобы открыть фанерную дверцу шкафчика и обнаружить там немного мексиканского арахиса, как раз между бразильской крупой и венесуэльскими коржиками. Почти все теперь привозное.
— Послушай меня, Джимми, — продолжает Том, жуя орехи. — Времена нынче крутые и ты нашел способ их пережить. Это здорово. Я понимаю. Черт, да я даже заступаюсь за тебя, когда люди болтают всякое. Я все понимаю, правда.
И он еще отпивает «Харпа», приканчивая бутылку одним долгим глотком.
— Только, дружище, есть здесь одно большое «но». Все это происходит у меня на глазах вот уж месяцев шесть, и ты вместо того, чтобы извлекать из дурной ситуации по возможности лучшее, начинаешь… начинаешь… — Том силится найти подходящее слово, выуживая в то же время еще бутылку пива из холодильника, — ну, я не знаю, начинаешь заниматься чем-то действительно странным. Как будто тебе в самом деле нравится это здоровое синее ластоногое.
Джеймс терпеть не может, когда так говорят о пэши. Он признает, что их светлая кожа действительно имеет синеватый оттенок и что у них есть перепонки между пальцами на руках и ногах. «Ну, а чего бы ты хотел от расы, принадлежащей к амфибиям?» — как сказал он как-то раз Тому. Он уже раньше говорил своему другу, что его оскорбляют клички, которыми земляшки называют пэши, в особенности земляшки американского происхождения, которым предстоит получить столько благ за их помощь пэши.
А Том раньше уже смеялся над ним за такой образ мыслей и он знает, что клички сердят Джеймса, стало быть Том произносит их специально, чтобы шокировать своего друга, принимавшего когда-то от него точные, высокие передачи, исторгающие радостные вопли у болельщиков и приводившие в конечном итоге к показу матча по телевидению.
Джеймс отворачивается от Тома и подходит к окну, расположенному слева от раздвижной стеклянной двери. Часа через два наступит закат. Тогда Свист и придет, как раз перед тем, как солнце окончательно сядет.
Свист придет и они вдвоем будут смотреть на оранжевое небо, и Свист будет говорить о родине. Солнце, прикоснувшись к воде, словно бы уплощится, а потом быстро утонет. Если им повезет, если очень повезет, тогда они заметят мимолетную зеленую вспышку. А потом солнце исчезнет. И тогда они уйдут и флаер с шофером отвезет их на вышку, где они взойдут на борт, поднимутся на орбиту и отбудут. Свист говорила, что это займет всего лишь около часа. Солнце сядет около восьми тридцати. В десять ноль-ноль Джеймс, наверно, будет уже в пути. Будет улетать навсегда.