Секс с чужаками
Шрифт:
Я уже не совсем уверен, что знаю ответ. Корабли появились много месяцев тому назад — год, а то и больше. Люди всем пресыщаются, даже мыслью об этих загадочных судах и их невидимых пилотах. Когда ожидание стало невыносимым, большинство людей, казалось, просто перенастроились и вновь стали думать о других вещах: закладных, лезущей вверх инфляции, ближневосточной неразберихе и необходимости откладывать деньги. Но глубоко внутри напряжение осталось.
Некоторые из нас, гражданских лиц, еще сохранили любопытство. Вот хотя бы и в нашем районе, Дэвид рассказывал соседям, как он поутру сидел и отстукивал морзянкой сообщения силуэтам
Райли пробовал посылать сигналы зеркальцем из своей пудреницы, словно гелиографом. В страшном возбуждении он утверждал, будто получил ответ, своего рода сообщение. Мы предположили, что если он вообще что-нибудь видел, то это были отражения его зайчиков от нижней стороны темного корпуса. Это ничуть не уменьшило его экстаза. Он верил в то, что видел. Я ему вполне сочувствовал. Ястреб — лоточник не очень-то вылезал с разными предположениями.
— В свое время, — говорил он, — они нам расскажут, чего хотят; расскажут, а потом купят это или возьмут и используют по назначению. Они нам дадут о себе знать.
Ястреб выудил меня, беглого и отчаявшегося юношу, в буквальном смысле из сточной канавы на Бульваре. Он заботился обо мне еще когда кораблей не было и в помине. Он отвел меня домой, почистил, накормил и согрел. Он пользовался мной, и иногда по-доброму. Иногда просто пользовался. Любит ли меня Ястреб, остается спорным вопросом. Созерцание кораблей не помогло мне получить ответ.
Я каждый день пытался наладить с ними общение. Это немного напоминало рассказ моего сотрудника социальной службы о том, как поступали дантисты с неправильным прикусом до того, как изобрели скобки. Когда мой сотрудник был мальчишкой с торчащими вперед зубами, врач ему велел острожно нажимать на эти зубы каждый раз, как он вспомнит про свой рот и достающиеся ему из-за рта дразнилки. Несколько лет осторожных, настойчивых прикосновений делали то же самое, что теперь делают скобки.
«Корабль, приди ко мне…» Я хотел, чтобы он меня унес, избавил меня от ответственности за мою жизнь и поступки. Я знал, как это глупо, но не мог побороть искушения. Один, всего лишь один-единственный раз мне показалось, будто я получил ответ, легчайшее покалывание на самой границе сознания. В то время это не было ни приятным, ни неприятным; скорее, просто структурным элементом: скользкие поверхности, холодные, влажные; одна полностью окружает другую. (Словно заполненная кулаком перчатка. Одна рука, влажная, теплая; изгибающееся запястье).
Я пытался описать это ощущение некоторым из соседей по улице. Не уверен, что многие мне поверили. Но знаю, что Ястреб поверил. Он пристально посмотрел на меня темными глазами хищника и коснулся моей руки. Я боязливо отдернулся.
— Ты подходишь, Рикки, — сказал он. — Ты в самом деле подходишь.
— Не для этого, — возразил я. Этот разговор повторялся уже много раз, со многими вариациями, во многих спальнях или на улицах, и повторяется до сих пор. — Хватит. Никогда больше.
Ястреб кивнул, как мне показалось, почти грустно.
— Все-таки собираешься уйти?
— Я снова начну танцевать, — сказал я. — Я молодой.
Из всего, что советовали врачи, только танцы мне и нравились.
— Это точно, — согласился он. — Но ты не
— Я наверстаю, — беспомощно сказал я, разводя руками. — Быстро. — Я пытался позабыть о том, что как я ни молод, а лучшие годы успел уже проворонить.
— Хотел бы я, чтоб ты смог, — проговорил Ястреб самым мягким тоном, на какой он вообще способен. — Это трущобы, детка, — пояснил он. — Ты же беглец, отверженный, выброшенный на улицу. В трущобы.
Я не люблю, когда мне об этом напоминают. Он вынуждает меня вспомнить каждый дом, каждую пару несостоявшихся приемных родителей, которые снова швыряли меня обратно в грязь. Ястреб кивает в сторону лестницы.
— Поднимайся.
Я смотрю на темноту, собирающуюся за лестничной площадкой. Я смотрю на граненые кольца, которые Ястреб носит на пальцах правой руки. Я смотрю в пол.
— Нет.
Я чувствую, как кольцо сжимается.
— Рик… — голос у Ястреба блестящий, темный и граненый.
— Нет.
Но я следую за Ястребом по ступеням вверх, в мерзлые чужие тени.
Я планирую побег. Так я говорю про себя. Но это и все, что я делаю. Планирую. Если я уйду, мне ведь придется куда-то пойти. Если трезво взглянуть на вещи, нет ни одного места, куда бы мне хотелось пойти. «Корабль, приди…»
Одно время я подумывал отправиться на перекладных в Монтану. После того, как посмотрел по ночному каналу телевидения «Появление всадника». Я тогда совершил ошибку, упомянув мой план в разговоре с Ястребом. Он оторвал голову от подушки и сказал: «Рикки, ты хочешь вновь стать танцором и при этом отправиться в Монтану? Может быть, ты собираешься танцевать в Репертуарном Балете Грейт — Фолс?» Я притворился, что пропустил насмешку мимо ушей. Когда-нибудь я все равно уйду. Сразу же, как только приму решение.
Мысль о Монтане я оставил. Но все равно я планирую побег. Я заначил несколько сотен долларов чаевых, обслуживая столики в Кофейне Ричарда. У меня есть карта дорог штата Орегон и дорожный путеводитель с загнутыми углами. Мне кажется, Портленд гораздо больше и космополитичней, чем Грейт-Фолс. И уж конечно — культурней. Орегон кажется мне знакомым. Я читал однажды «Над кукушкиным гнездом» в потрепанной бумажной обложке — это сохранилось среди разорванных воспоминаний о времени, когда меня перебрасывали из дома в дом, и всегда я ждал, что вот-вот моему сотруднику социальной службы вновь скажут, что я «не совсем то, что им нужно».
Если бы я действительно хотел уйти, я бы ушел. Верно? Ястреб шутит об этом, потому что он мне просто не верит. Он не знает меня. Он так и не нашел тропинку ко мне в душу. Сегодня я иду к Дэвиду и Ли на вечеринку. Мне очень часто хочется иметь с кем-нибудь такие же отношения, как у них двоих — с любовью и взаимной поддержкой.
Квартира Дэвида и Ли находится на четырнадцатом этаже высотки, неправдоподобно торчащей над кварталом отреставрированных викторианских зданий. Балкон выходит на восток и оттуда можно смотреть через весь город, почти до самых равнин. В квартире собралось человек тридцать, они курили, пили, разговаривали. Ли разложил на большом сердцевидном зеркале, что на кофейном столике, несколько понюшек хорошего кокаина, который принес с работы, но те исчезли в самом начале. Кое-кто из гостей смотрел, как Дэвид отстукивает на своем коротковолновом сообщения инопланетянам: бип-би, бип-би, бип-бип-би.