Секс, трава, виагра
Шрифт:
Отправив жену и детей на дачу, он с утра мотнулся на рынок, купил зелени, баранины, бутылочку молдавского вина. Затем приехал, развёл в тазике клейстер и принялся клеить обои. Маргарита хлопотала на кухне, изредка помогая Васе в поклейке обоев.
За два часа управились. Комната преобразилась. Василий аккуратно сложил обрезки, вылил остатки клея и помог с сервировкой стола. Блюдо с дымящейся бараниной стояло посередине журнального столика. Рядом лежали нарезанный лук, кинза и петрушка. На отдельной тарелке расположились красные помидоры и маленькие колючие огурчики.
Помыли руки. Сели. Поели. Выпили по одной. За ремонт. И за чехословацкие обои. Вино было какого-то подозрительного вкуса. И совсем без букета. Ну да ладно. Главное – это закуска. Поели ещё. Выпили. На брудершафт. Поцеловались. Ещё выпили. Поцеловались. Прям на диване занялись любовью.
Было здорово. Светлая красивая комната. Хорошая еда. И рядом Василий. Заботливый и нежный. Маргарита расслабилась. Откинулась на диванные подушки, потянулась и… пукнула. Жутко от этого засмущалась. Покраснела вся. Ну как так – ремонт, любовник, только что обалденный секс, и вдруг пук. Видимо, вино скисло. Василий, видя смущение подруги, решил её подбодрить.
– Да разве так пукают? – засмеялся он. – Это не пук даже, а так, ни о чём. Вот как надо пукать.
И Василий, подняв правую ногу, поднатужился и пукнул. Но хорошая еда и прокисшее вино сыграли с ним злую шутку.
– Понимаешь, – рассказывал он мне, – до потолка уделал. А обои такие больше не купишь. Нету их в магазине. Не говоря уже о запахе. Ну и говно со стены соскребать – удовольствие то ещё. Она-то мне, конечно, помогла. Но когда я домой уходил, то по взгляду понял, что всё. Женщины не прощают засранцев.
Я корчился от смеха на сиденье, стараясь громко не смеяться. Было жалко Васю. И было смешно. Особенно, когда я бросал взгляды на грустную Васину физиономию. Он был расстроен до глубины души. И искренне переживал.
Я отсмеялся. Успокоился. Из телеграфа позвали. Я вылез из машины. И тут увидел в начале улицы знакомую фигурку. Ленка. С каким-то парнем. Выше меня на две головы. Накачанный. Он шёл, приобняв Ленку, а Ленка ела мороженое. Я склонился к окну машины.
– Вася, – попросил я его, – там моя бывшая. С каким-то фраером. Подыграй мне. Пожалуйста.
Василий в знак согласия прикрыл глаза. Я мгновенно залетел в здание в отдел доставки. На столе меня ждала приличная стопка телеграмм с вложенными в них извещениями. Тётя Катя попыталась мне рассказать, куда чего везти, но я отмахнулся. Не первый раз и не маленький. Справлюсь.
Спустился к выходу. Вовремя. Неторопливой походкой вышел из здания. Кивнул оторопевшей Ленке. Подошёл к такси. Чёрт. Пачка телеграмм в руке была ни к селу ни к городу. Положил её на крышу машины. Василий предупредительно открыл передо мной дверь. Ленка сделала вид, что ей в туфельку попал камешек. Её спутник бестолково топтался рядом, не понимая, что происходит.
– Вадим Николаевич, куда едем? – громко спросил Василий. – В центральный ресторан обедать или на Оку, может быть. Погода располагает.
Я помедлил. Ленка ожесточённо искала в своих туфлях несуществующие камешки.
– А поехали в Москву, – изрёк я, наконец, – по магазинам прошвырнусь. Заодно и пообедаем.
Сел в машину. Василий захлопнул за мной дверцу и трусцой вернулся на место водителя. Я выставил в открытое окошко локоть и откинулся в кресле. Ленка стояла в одной туфле, качок пытался спасти остатки мороженого и свои штаны, к которым это самое мороженое старалось прилипнуть.
– Гони.
Взвизгнули покрышки, и машина ринулась вперёд. Над улицей вспорхнули белыми птицами 22 телеграммы и 22 извещения к ним. Листопад в мае – из телеграмм, которые я оставил на крыше Волги и про которые тут же забыл. Проехав несколько метров, Василий ударил по тормозам. Весь квартал за нами был усыпан белыми листочками. Я на негнущихся ногах вылез из машины и бросился подбирать телеграммы. Где-то далеко смеялась Ленка.
Нашёл все 22 телеграммы и почти все извещения, кроме одного. Сбегал обратно на телеграф, попросил тётю Катю выписать новое. Выписала, глянув на меня с жалостью. Свидетелями моего позора было всё отделение. Сел в машину. Сказал Василию ближайший адрес.
– Ну что, пукнул? – хмыкнул он.
– Чего? – не понял я.
– Пукнул перед девушкой? – засмеялся Василий.
– Аха, – я улыбнулся, – уж пёрнул так пёрнул. Прям как ты вчера. Гони, Василий. Мы и так опаздываем.
И мы погнали развозить телеграммы. Развезли все. Настроение у обоих постепенно улучшилось, хотя я и выслушал пару упрёков в том, что долго их развожу.
Приехали в последний адрес. Новостройка. Лифт, как обычно, по закону подлости, не работает. Бегом поднялся на девятый этаж. Дверь открыла молодая и симпатичная девушка. Лет 17–18. Голубые глаза, русые волосы.
– Аникина Елена. Это вы? Вам телеграмма. Распишитесь.
– Да, это я. Спасибо.
Она расписалась на извещении и протянула мне ручку. Я в ответ поздравительную телеграмму. От родителей. Из квартиры вкусно пахло.
– Девушка, на улице жарко очень, – сказал я, – у вас попить не найдётся? А то так есть хочется, что аж переночевать негде.
– Сейчас принесу, – засмеялась она, да вы проходите, не стойте в дверях.
– Вадим, – представился я, переступив порог.
– Лена, – ответила она.
– Я знаю. Я же вам телеграмму принёс…
Вот так я познакомился с еще одной Ленкой. Но это уже совсем другая история…
Сука
Ссука. Ссссссука. Сучка моя…
Не сплю третью неделю. Накатывает так, что хочется выть. И я вою.
Ссука. Сссссукааааа… Зачем ты так? За что?
Здоровый мужик, сижу ночью на лестнице, ведущей на второй этаж. Один в доме. В пустом и мёртвом доме.