Секстет
Шрифт:
– Я, наверное, была пьяна, – возразила она. – Если я это сказала, значит, я была пьяна. Это не считается.
– Считается, дорогая. И я прекрасно помню, ты была трезва как стеклышко… – Марков сделал паузу. – Но при этом ты была в гневе. Даже в ярости. Ты положительно тряслась от решимости. Линди, я был тронут. Я был просто ошарашен…
– Немедленно прекрати!
– «Мне надоело быть редактором отдела моды, – вот что ты сказала. – Я устала от мира моды». Ты собиралась поговорить со своим начальником. Ты с ним поговорила?
– Что, с Максом? Еще нет.
– «Зеленые леса и пастбища
– Нет, я отложила встречу. Мне нужно подумать.
– А еще был какой-то агент по недвижимости. – Он сверлил ее взглядом. – У этого типа уже были два потенциальных покупателя на твою квартиру. И он обещал соблюдать твои интересы. Говорил, что этот район Лондона стал очень популярным и ты можешь продать с выгодой. Не очень большой выгодой, конечно, но достаточной для того, чтобы снять или купить какую-нибудь хибару, как ты изволила выразиться, подальше от Лондона. И в этой хибаре ты, Линди, намеревалась общаться с природой. Были упомянуты собака, кошка, а также утки и, кажется, цыплята.
– О цыплятах я не говорила.
– Нет, говорила – уже под конец. Линди, я словно воочию вижу эту идиллию. Очаг, лоскутное покрывало. И там чистая мудрая и одинокая Линдсей пишет свою книгу.
– Ну и что? Это была просто идея.
– Вот именно, идея. Ничего реального. Смотри правде в глаза, Линди.
– Нет, я действительно нанимала агента, просто у меня не было времени ничего посмотреть. Но я собираюсь это сделать. Я…
– И когда ты описывала мне эту идиллию, Линди, разве я не проявил сочувствия? Проявил. Я был терпелив, добр, полон понимания. А почему? Потому что знал истинную причину твоего внезапного желания удалиться в лесную сень и изменить жизнь.
– Замолчишь ты или нет? Марков, уже хватит.
Линди в отчаянии прижала пальцы к вискам. Она уже раскаивалась в том, что пригласила Маркова и его любовника Джиппи на ленч. Она сделала это отчасти потому, что очень хорошо к ним относилась, отчасти потому, что они оказались в Лондоне, но в основном потому, что воскресенье, этот «семейный» день, был теперь для нее самым тяжелым, одиноким и бесконечным днем недели.
Она вздохнула и оглядела свою гостиную. Эта квартира была ее домом целых восемнадцать лет. Раньше здесь жили Линдсей, ее сын Том и ее мать Луиза, женщина со сложным характером. Теперь женщина со сложным характером неожиданно для всех снова вышла замуж и переехала, а Том уже второй год изучал современную историю в Оксфорде. Обычный для прежних лет беспорядок в доме сменился удручающей опрятностью. Линдсей с огорчением подумала, что, когда Марков и его друг уйдут, в квартире снова наступит мертвая тишина. Тишина, которой Линдсей боялась.
Но сейчас даже эта тишина казалась ей более желанной, нежели возмутительные обвинения Маркова.
– Роуленд, – произнес он. – Несколько раз ты упомянула имя Роуленда Макгира, что уже является признаком некоторого прогресса. Давай будем смотреть правде в глаза, дорогуша, за всем этим стоит именно он.
– Я ни разу не упомянула Роуленда! – вскричала Линдсей, чувствуя, что начинает оправдываться. – Ну, может, раз или два – к слову пришлось. Может, мы все-таки прекратим этот разговор? Да, правда, я сказала, что собираюсь внести некоторые изменения в свою жизнь. Но я действительно это делаю. С той скоростью, с какой мне это удобно.
– Скоростью? – Марков презрительно фыркнул. Он взглянул на часы и встал. – О какой скорости может идти речь, когда я вижу абсолютную вялость и безволие. Ты называешь скоростью хроническую инертность и неспособность принимать решения. Эта скорость равна одному миллиметру в год. Линди, милая, ты понимаешь это?
– Марков, заткнись, пожалуйста.
– А все из-за чего? Из-за одного человека. Линди, ты должна излечиться от него и сделать это как можно быстрее. Когда дело касается его, ты становишься практически невидимой. Как точка на горизонте. Когда ты наконец это признаешь?
– Я признаю.
– Линди, сейчас я буду откровенен до грубости. – Марков выпрямился и приосанился. – Ты, Линди, женщина не его типа. Бог его знает, какие женщины его типа, но ты явно к ним не относишься. Я считаю его идиотом, Джиппи считает его идиотом, а ты… Три года назад я думал, что мы сумеем привести его в чувство. Если ты помнишь, Линди, я вложил в это массу времени и сил.
– Я помню. И много из этого вышло?
– Совершенно верно. Ничего. Ноль. Так что пришло время, любовь моя, со всем этим покончить. Тебе следует поймать попутную машину и добраться до следующего населенного пункта на автостраде жизни…
– Марков, пожалуйста. Дай мне передохнуть, хватит лезть в мою жизнь.
–…А этого сукиного сына ты должна оставить на обочине. Прав я или не прав?
– Ты прав, но он не сукин сын. Он хороший, он добрый, он умный, он красивый.
– Он слепой, – непререкаемым тоном произнес Марков. – Что тебе нужно, Линди, так это какой-нибудь антибиотик от Макгира.
– Я знаю. И я его принимаю. Я сейчас на пути к выздоровлению.
– Правда? И когда же ты пройдешь этот путь до конца?
– К концу месяца. Этого месяца. Я поставила себе срок, Марков. Это совершенно…
Этот ответ, который он из нее вытянул, был еще одной ошибкой, и Линдсей это сразу же поняла. По губам Маркова скользнула тонкая улыбка. Сидевший рядом с ним молчаливый и спокойный Джиппи задумчиво вздохнул. Его взгляд устремился на розовую пригласительную открытку, одиноко лежавшую на столе. Марков немедленно ее схватил.
– Этот вечер, – с нажимом проговорил он, – как раз и будет в последний день этого месяца. Тем больше у тебя причин туда пойти. Для тебя это будет праздник в честь твоей новообретенной свободы. Познакомишься с новыми людьми, заведешь новых друзей и начнешь новую безмакгирную жизнь.