Секстет
Шрифт:
После долгого молчания первой заговорила Жюльетт.
– Ты тоже художник, – твердо заявила она. – Он не обладает монополией на искусство.
– Нет, нет, я хорошая актриса, я знаю. Но я играю гораздо лучше, когда он мной руководит, и еще лучше, если играю по его сценарию.
– Не хочу этого слышать. – Жюльетт подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Она одернула роскошный темный пиджак, пригладила короткие, блестящие черные волосы и наложила на губы новый слой агрессивно-красной губной помады.
– Я люблю тебя, – сказала
– Я начинаю любить тебя. Ты даешь мне силу.
– Я могу дать больше, если ты мне позволишь. – Жюльетт обернулась, нежно поцеловала Наташу. – А теперь я собираюсь улизнуть. Оставляю тебя с твоим священным чудовищем. Позвони мне завтра утром. Он надолго?
– Не знаю. Он опять хочет поговорить о Джозефе Кинге. – Наташа устало повела плечами. – Он думает, что знает, кто это. Вчера он так много говорил об этом, что я опять стала бояться. Жюльетт, можно я тебе скажу одну вещь?
– Что, дорогая?
– Я иногда думала… То есть было время, когда я думала… Это было незадолго до того, как я ушла от Томаса. Нет, не могу…
– Дорогая, скажи мне.
– Я думала, что Томас и есть Кинг. Я думала, что это он посылает все эти письма и звонит по телефону. Не знаю, почему я так думала, ведь это было нелепо. Иногда Кинг звонил мне, когда Томас был рядом со мной, в той же комнате. Голос был не Томаса и почерк не Томаса, и Томас никогда бы не стал угрожать Джонатану, но для меня они все равно как-то связаны друг с другом. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, я просто сходила с ума. Трудно передать, какой это был ужас. Я все время чувствовала, что за мной следят, меня подслушивают. – Она оглянулась через плечо. – Я думала, что здесь я найду спасение. Но приходит Томас, он говорит и говорит, и приносит все это с собой.
– Дорогая, не плачь. Послушай. Хочешь, я останусь? Черт с ним, пусть думает, что хочет.
– Нет, нет. – Наташа нежно подтолкнула ее в спину. – Со мной все будет хорошо. К полуночи вернется Анжелика, а Мария – она очень милая девушка – посидит с Джонатаном.
– Томас об этом знает?
– Конечно, нет. Он сказал бы, что я порчу Джонатана, потворствую его страхам. Он всегда говорит, что вокруг его сына слишком много женщин. Но Джонатан действительно просыпается от страха, поэтому лучше, чтобы она была здесь. У нее есть ключ от верхней двери. Томас не должен знать…
Жюльетт улыбнулась, приподняв бровь.
– Так проще, – оправдывающимся тоном объяснила Наташа. – Таким образом я смогу избежать сцены. Уже через два месяца после того, как я вышла замуж, я научилась действовать украдкой.
– Дорогая, так ведет себя большинство женщин, – сказала Жюльетт.
– Катулл? – сказал Колин, глядя на сборник поэм, подаренный ему Линдсей на День Благодарения. В книге была закладка, поэтому она открылась на любовной поэме, которую он цитировал в своем письме к Линдсей из Монтаны. Колин вздохнул. Его дьявольская бровь изогнулась еще больше.
– Ты хитрая, лживая, опасная
Линдсей, которая была в красном платье и в новых серьгах от Тиффани, подавила улыбку и ответила ему удивленным взглядом.
– Почему? Ах, латынь… Да, я читаю на латыни. В меня ее вбивали в школе целых восемь лет.
– Я неприлично счастлив. – Колин прижал книгу к груди и увидел, что она как раз помещается в карман его пиджака. – Я люблю тебя до умопомрачения, – продолжал он, подходя к ней. – А это платье оказывает на меня очень странный эффект.
– Это платье? Пикси его ненавидит.
– Что она понимает? Дорогая, с точки зрения мужчины…
– Колин, нет. Даже не думай об этом. Мы опаздываем уже больше чем на пять минут. Я…
– Боже мой, что со мной происходит? – проговорил Колин пять минут спустя. Он оторвался от Линдсей. – А с тобой это тоже происходит?
– Тоже.
– О Господи, я не могу показаться там в таком виде. Быстро придумай что-нибудь расхолаживающее и скажи вслух.
– Мы вернемся в эту комнату только через пять часов.
– Не годится, стало только хуже.
– Сколько будет девятью восемь? Двенадцать умножить на пятнадцать? Сколько будет шесть с половиной процентов от трехсот двадцати девяти? Почему Вселенная сжимается? Что увидел Платон на стенах пещеры? Как звали первую жену Рочестера? Сколько штатов в Америке? Колин, уже должно было сработать.
– Нет, еще нет. Продолжай.
– Назови столицу Мозамбика, Чада. Кто убил Кассандру? Самый высокий горный хребет в Канаде? Самая длинная в мире река? Самое глубокое озеро? Почему ты мне так нравишься, Колин?
– Вот это действительно интересный вопрос, – ответил Колин. Они дошли до лестницы, и он взял ее за руку.
– Неужели ты знаешь ответы на все эти вопросы?
– Конечно, не на все. – Линдсей искоса взглянула на него. – Но на последний я могу ответить.
– Правда?
На половине пути вниз Колин вдруг остановился. Внизу вестибюль был полон людей. Не обращая на них внимания, Колин повернул ее лицом к себе.
– Скажи мне, – потребовал он. – Ответь на этот вопрос. Пока не ответишь, мы не спустимся, даже если нам придется остаться здесь на всю ночь.
Линдсей на мгновение задумалась. Потом она погладила его по щеке и заговорила низким, сначала чуть дрожащим голосом. Но постепенно голос ее звучал все более твердо. Колин слушал.
– И это справедливо для всех женщин? – сказал он, когда она замолчала. – Почему? Ты уверена? Но я думал… О Боже, Боже. Я не могу думать от счастья. Дорогая, послушай…
Теперь начал говорить Колин – без колебаний и с той же убежденностью, что и она. Потом он прислонился спиной к стене и долго смотрел ей в глаза. Линдсей обвила его шею руками, и он поцеловал ее. Это объятие – сладкое, долгое и страстное, привлекло к ним всеобщее внимание. На них смотрели – с сочувствием, с завистью, с любопытством, с раздражением – все те, кто сам находился в подобном состоянии или помнил его муки и радости.